Облизав пухлые, плотоядные губы, он замолчал. Войдя в спальню, увидел неожиданную картину. На диван-кровати, облокотившись на подушку, полулежала девушка лет девятнадцати-двадцати. Своими невинными зеленовато-бирюзовыми глазами она наблюдала за вторым незнакомцем. Тот сидел на ворсистом паласе. Спортивные брюки были закатаны до самых колен. На волосатых мускулистых ногах виднелась татуировка – обвившая икры синеватая кобра. Между длинными когтистыми пальцами ног были зажаты игральные карты. Он замер, вперив в меня испытывающий тяжелый взгляд, очевидно, поджидая приказ старшего.
К изголовью диван-кровати был приставлен журнальный столик. На нем стояли две бутылки пятизвездочного коньяка: одна полная, а вторая наполовину опустошенная, и четыре хрустальных фужера. На тарелках аккуратно порезанные ломтики колбасы, сыра, сала, маслины. Рядом коробка шоколадных конфет, пепельница с окурками. По-хозяйски распорядились, как в собственной квартире, наглецы. К сервировке стола и эта смазливая блондинка, наверное, приложила руку. Чувствует себя беспардонно и уверенно. Ее прелестный облик показался мне до боли знакомым, но я не мог вспомнить, где видел незнакомку.
– Не сиди, как китайский болванчик, – напустился на приятеля мой провожатый. – Изобрази свой коронный номер. Евгений такого фокуса еще никогда не видывал.
Тот, ухмыльнувшись, принялся быстро тасовать карты пальцами ног. При этом игриво прищелкивал зубами, сопел от усердия. Меня трудно, чем удивить, но, глядя на потешную сцену, я не выдержал. Блондинка, очевидно, успевшая до моего прихода выпить коньяк пришла в восторг от мастерства Картежника (так я окрестил его для удобства). Приятно звенел женский голосок и смех.
– Молодец, утешил клиента, – почувствовав перемену в моем настроении, похвалил своего напарника верзила.– Выпьем на посошок, закусим и свалим, а ты не скучай, займись «обкаткой», девочка извелась, вся пылает от страсти, не теряй время. Когда еще такая лафа подвернется.
Он потянулся к бутылке, чтобы наполнить фужеры. По их повадкам я понял, что имею дело с отъявленными уголовниками. Картежник, наверняка, не один год провел в исправительно-трудовых колониях, где и отшлифовал свое оригинальное мастерство. Я прикрыл ладонью пустой фужер, давая понять, что не намерен делить с ними трапезу.