– Ничего не надо, имею всё, что душа пожелает. А деньгу свою спрячь. Спрячь, кому я говорю! Душевное не купить, так во все времена было. И тепло с пищей не от моих щедрот ты имеешь. От доброты и человеколюбия, так и знай! Так я живу, и так жить буду….
….– Так откель ты сам будешь-то, Санька? Вижу из пришлых, но слова отсекаешь как северянин. Не из архангельских ли беломорцев? Хотя, вряд ли, – безбород.
– Воркута. Это севернее. Заполярье.
– Не слыхивал. Но хорошо, что люди под сполохами живут.
– Под кем? Какие сполохи такие?
– Небо ночное цветами радужными не переливается ли? Так то и есть сполохи. Как есть говорю!
– Северное сияние, – я засмеялся. – Ну конечно есть оно у нас, ага. Красота!
Чаёвничали мы долго со Спиридоном. Он не расспрашивал меня больше, сам рассказывал. Как сильно чахоткой заболев в молодости и не долечившись, в тайгу ушёл. Как вот этими самыми руками дом себе постороил с сараюшкой. Как чахотка отпустила его, и как он пропитание себе сам добывает, лишь изредка к людям за керосином да спичками выходя. Один раз он меня слегка удивил. Перейдя на детство своё в рассказах, он сказал «Онешка». Якобы Онешка помогла ему с чахоткой-то справиться.
– Кто это? – спросил я
– Тебе-то откель знать? Девочка, которая светится белым, улыбаясь, а в печали она красноватый свет излучает.
Я почему-то замолк. Задумался. Не мог я сразу высказать, почему это так вдруг! Взгляд мой упал на ложку деревянную, что на столе лежала. Что-то радостное проснулось в моей голове и воспоминания понеслись бестолковой вереницей начиная с этого момента, потом в детство, потом армия, все эти командировки.
Конец ознакомительного фрагмента.