Плохая попытка. Это была явно плохая
попытка.
– Такая жестокая и хладнокровная, что
это даже восхищает, – тихо, но яростно проговорил мужчина. – И
прекрасная. Даже с той тьмой, что у вас в душе… Все равно
неизъяснимо прекрасная.
Теодор взял меня за подбородок,
вынуждая смотреть себе в глаза.
– Так легко говорите об этом, зная,
какой ураган страсти бушует внутри меня? С каким трудом я
сдерживаюсь, чтобы не овладеть вами прямо здесь, на снегу? Сделать
это жестоко и грубо, как вы того заслуживаете. И плевать, что после
этого все узнают то, что я тщательно скрывал все эти годы… Знаете,
в моем понимании шантажисты – самый отвратительный, мерзкий и
трусливый народ. Прискорбно, что я буду женат на одной из них.
Золотистые глаза были очень близко –
в них пылал бешеный огонь ненависти и страсти… И я не знаю, чего
было больше. Чего мне хотелось, чтобы было больше…
– Так не женитесь! – не выдержала я,
сама испугавшись своих чувств. – Все можно исправить, сделаем
отворот и разойдемся в разные стороны. Что касается шантажа, то я
забуду, чем там вас шантажировала. Считайте, уже забыла!
Кстати, относительно последнего, тут
я была правдива, как никогда. Подлая Нутелла не соизволила сообщить
мне, чем шантажировала Рутланда.
И что у него за травма.
Она ведь проговорилась про какую-то
травму… Боже мой, он опасен! Всем своим существом я чувствую,
насколько этот мужчина опасен! И чертовски привлекателен – с
какой-то потусторонней силой он влечет меня к себе…
Я почувствовала, что мои щеки
пунцовеют, и хотела отвернуться, он не дал. Притянул к себе,
неотрывно глядя на мои губы.
Самое странное заключалось в том, что
под его пламенеющим взглядом мне почему-то до одури захотелось их
облизать.
Что я и сделала. Как-то само собой,
нечаянно вышло…
Рутланд дернулся, выпустив поводья,
которые держал левой рукой, и я почувствовала на своих губах его
опаляющее дыхание.
– Если вы думаете, что я поверил хотя
бы одному вашему слову, то вы – непроходимая дура, сударыня. В леди
Цицинателле де ла Мередит нет ничего человеческого. И я уже
убедился в этом на своем горьком опыте. Ваши игры окончены.
Началась моя игра. Совсем скоро вы будете полностью принадлежать
мне. Ваше тело будет моим. А души вашей мне не надо. Я знаю,
насколько она черна.
Мне вдруг стало так обидно, что
горькие слезы сами собой неожиданно хлынули из глаз. Моя-то
собственная душа не была черна! Я не сделала этому Рутланду ничего
плохого… Зато теперь должна была расплачиваться перед ним за грехи
другого человека, и познать всю силу его ненависти, от которой мне
становилось дурно.