— Ради высшего блага! — вскинули
руки в партийном приветствии, невыразимцы.
***
Геллерт сидел за столом в самой
высокой башне Нурменгарда и смотрел на заснеженные горы вокруг.
Перед ним на столе лежал наконечник древнего копья.
— Гитлер думал, что ты в Австрии.
Муссолини считал, что ты хранишься в Ватикане, а Григорович
утверждал, что ты спрятано в Кракове, — прошептал Геллерт. — И
только я знаю, что все эти века ты хранилось в монастыре
Гегард.
Копьё зловеще сверкнуло тусклым
магическим пламенем.
— О, да! — Гриндевальд благоговейно
погладил страшный предмет. — Ты поможешь мне скрыться от демонов.
Сила веры магглов может быть не менее могущественна, чем заклинания
магов. Просто потому, что их много больше, чем нас.
Вложив наконечник в специальное
крепление на поясе, Геллерт вышел на заснеженную замковую площадь,
накинул на голову капюшон мантии и трансгрессировал в неизвестном
направлении.
***
На Астрономической башне Хогвартса,
несмотря на ледяной зимний ветер, без шапки и тёплой мантии, стоял
старый волшебник. Аккуратная белая бородка, развивающиеся на
холодном ветру седые волосы и элегантный костюм семнадцатого века,
заставили бы любого студента школы волшебства и магии признать в
нём своего директора. Однако же выражение лица старого мага в этот
день совсем не походило на то, что он регулярно демонстрировал в
Большом зале. Сейчас это был воин, а не добродушный старик,
уставший от жизни.
— Здесь так красиво, Альбус. Ты не
находишь? — маг повернулся к проёму, где только что показался
поднимающийся по ступеням Дамблдор.
— Красиво, директор, — согласился
Альбус, останавливаясь рядом.
— Хотел бы я отправиться в последний
путь, прямо отсюда, — вздохнул старик, — но боюсь, что это будет
выглядеть слишком пафосно.
— Что-то рано вы собрались уходить
директор, — с улыбкой заметил Дамблдор.
— Мне уже более трёхсот лет, мой
мальчик, — усмехнулся маг. — Я достиг в этой жизни всего, что
хотел.
— Но Фламель старше вас в два раза,
учитель, и он не собирается умирать, насколько я знаю.
— Это потому что француз не один, —
вздохнул Диппет. — Старушка Пернель с ним и это примиряет его с
вечностью в каком-то смысле. Но, вот увидишь, не пройдёт и ста лет,
как лягушатник тоже захочет отправиться в новое увлекательное
путешествие.
Дамблдор только вздохнул. Иногда на
Диппета напада́ло упадническое настроение и с ним просто невозможно
было разговаривать. «Что грустить, когда в жизни ещё так много
интересного и непознанного? Может, так и проявляется старость?» —
хмыкнул про себя Дамблдор.