Марина была бы рада выкинуть Гарри из головы совсем, но к сожалению, он не давал ей о себе забыть. Время от времени, иногда мог пройти почти целый год, он вдруг звонил или присылал сообщения на телефон: «Я сейчас приеду. Я люблю тебя, Маринка, и хочу тебя видеть». Марина читала текст и писала «Хорошо, жду». Пару раз он действительно приезжал, вдрызг пьяный, что-то неразборчивое ей бормотал: «Ты одна меня понимаешь… Прости… Только не выгоняй…» И заваливался спать. Наутро опять исчезал. Если звонил по телефону, Марина, наученная горьким опытом его пьяных ненужных ей бдений, просила не приезжать, но Гарри горячо шептал ей, что она ему по-прежнему очень нужна, и заваливался к ней вновь, нетрезвый, расхристанный, заросший щетиной, но с букетом, тортом и бутылкой. Теперь всё чаще и чаще он принимался говорить ей о своём пошатнувшемся здоровье: болят ноги, сердце пошаливает, диабет открылся, сам колет себе инсулин. Марина жалела его, но через какое-то время начинала укорять в том, что он к ней плохо относится, что так не поступают, и ещё про родителей, которых он тоже бросил. «Маринка, не надо… Прости… Да… родители, а где были мои родители, когда мне было по-настоящему хреново?» – надо же Гарри до сих пор считал себя маленьким ребёнком, которому мама с папой чего-то недодали.
В последний раз он позвонил Марине под самый Новый год. Сказал, что он сейчас приедет, и они будут вместе встречать… Марина накрыла стол, зажгла свечи, включила гирлянду на ёлке, ждала, вслушиваясь в каждый шорох на лестнице, но он так и не пришёл, не позвонил, на её звонки не ответил. Она, как обычно в таких случаях, начала представлять его в морге, но позвонив Яне с поздравлениями, узнала, что он родителям недавно звонил, а раз так, то он жив… Просто у него наметились другие планы. Сидение за накрытым столом в новогоднюю ночь не прошло для Марины даром. Она впала в депрессию, много ела, набрала вес, перестала без необходимости выходить из дома.
Отношения с сыном заморозились окончательно. Жил отдельно, ни в чём не нуждался, много работал и зарабатывал. Денег ей он никогда не предлагал. Скорее всего, если бы она о деньгах попросила, он бы дал, но Марина не просила, а самому сыну такая вещь в голову не приходила. Он жил с разными женщинами, с одной достаточно долго, и Марина каждый раз надеялась, что он женится, и у неё будут внуки, но нет… Создавать семью Кирилл не собирался, подводя под своё кредо философскую базу: «Дети не нужны… Они осложняют жизнь… Не хочу и не могу нести ни за кого ответственность…» Марина мучилась, за сына болела душа. Со своей холодностью к подругам, болезненной, почти маниакальной чистоплотностью и любовью к порядку, он не казался ей счастливым человеком, но повлиять на его жизнь она не могла, только дружила с его девушкой, которую она сделала своей подругой, а на самом деле шпионкой, которая ей докладывала о сыне и его образе жизни. Иначе Марина о нём вообще бы ничего не знала. Изредка они втроём встречались в ресторане, где сын платил за ужин, разговаривали, создавая иллюзию благопристойной семьи. Марина была благодарна девушке, она знала, что без неё видела бы сына ещё реже.