Ионис хотел произвести впечатление на всех и сразу. За один, но главный в тот день прием пищи, он, кажется, рассказал о себе всё:
– Я – абсолютный экстраверт, но таким я стал в этой компании. Раньше, в институте, я был интровертом, инженером и всё время что-то изобретал.
Он очень много улыбался своими ровными белыми зубами, контрастирующими с цветом кожи и особенно с цветом глаз. Темно-карие, чуть на выкате, глаза сверкали, как у ворона, у этой живущей по 300 лет птицы, знающей всё обо всех. Ионис как будто пытался заговорить нам зубы, ослепить своим неповторимым обаянием, не понимая одного – присутствующим было достаточно уже того, что он – иностранец, awesome, безупречно говорит по-английски, хорошо образован и хорошо знает людей.
Лед был расколот ещё в тот момент, как все мы сели за один стол ради встречи с новым, таким нездешним, таким нерусским боссом. И всё же северные женщины обдали его лавиной снега, вырвавшейся из сдержанности и дипломатичной чопорности, с которой они поддерживали разговор. Она накрыла всё живое в нём впоследствии, изменив не только его отношение к русским, но и его самого.
Открытый и искренний босс успешно завершил обед introducing himself, а после пригласил каждую из своих подчиненных в кабинет, чтобы коротко поболтать о том о сем, и быстро набросать психологические мини-портреты, чтобы тут же приступить к первоклассному менеджменту в лучших американских традициях.
Я зашла в его кабинет сразу после Олеси, специалистки отдела. Она работала в компании уже очень давно, знала Иониса ещё по деловой переписке, которую они вели, когда он работал в Америке.
Чувствовала себя неловко: во-первых, будто забыла все английские слова и от волнения всё, что смогла рассказать о себе – это то, какой институт закончила и какую специальность там получила. Ионис пытался задавать вопросы, но я была настолько напугана, что он быстро меня отпустил.
Я вернулась к рабочему месту и построению диаграмм в Excel по требованию начальницы. Должен был приехать Джерри, и она готовилась к этой встрече, нервируя всех остальных.
Она была женщиной приятной наружности с опытом, в том числе негативным. А сейчас, покрашенная в блондинку женщина лет 40, имитировала легкость и непринужденность в общении. Скрывая под этим самый настоящий невроз. При взгляде на неё хотелось подойти к ней сзади и треснуть по голове, чтобы она наконец перестала притворяться, ведь даже когда она улыбалась, она как будто плакала или злилась. Понятно, что того требовала американская корпоративная этика, но русский менталитет суров и натягивать идиотскую улыбку некстати нам не к лицу.