Довольно часто географические имена достаются новым поселенцам от прежних обитателей этих мест. Народ, некогда живший на берегу реки исчез, а название осталось. В этом случае, название, что-то значившее на чужом языке, переосмысливается заново. В него вкладывается новым смысл, – например, по схожести звучания с каким-либо понятным словом (есть версия, что река Колоча, протекающая по Бородинскому полю, это изменённое мордовское «колыця», в переводе «колдун»; в чужом «колыця» русское ухо услышало производное от «колотить», и мир становится ближе).
Ещё один путь культурного освоения географического пространства – мифологический. Для того чтобы чужое и потому таящее опасность, стало своим и понятным, про него надо рассказать историю. В былине про богатыря Дуная Ивановича рассказывается, что начало реке Дунай положила кровь, вытекшая из пронзенного тела богатыря. Вряд ли слушатели былины всерьёз верили, что вода в Дунае – это богатырская кровь. Но эта история позволила включить Дунай в культурное пространство русского народа.
Однако окончательное культурное обретение мира достигается не именем и не мифом; не жизнью на этой земле, а смертью. Что есть Отечество, то есть земля отцов? – Это место их земного упокоения. Пушкин подметил удивительно точно:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам
Человеческий прах, возращенный земле, делает эту землю причастной человеческой жизни. В каком-то смысле горизонт русской культуры задавали поклонные кресты, первоначально устанавливаемые на месте захоронения православных путников, нашедших свой конец вдали от поселений с их кладбищами. Встречая такой крест, очередной путешественник крестился на него и чувствовал при этом нечто, объединяющее его самого, это место и православную русскую цивилизацию. Подобное чувство культурной общности с окружающим миром и своим народом было необходимо для, как бы мы сейчас сказали, самоидентификации, осмысления себя самого и своего положения в системе смыслов всего мироздания. Стоит вспомнить, как Пушкин хотел продолжить это стихотворение (оно осталось незаконченным):
Животворящая святыня!
Земля была без них мертва
Как пустыня
И как алтарь без божества
Животворящая святыня – лучше не скажешь. Для любого народа земля, лишённая его святынь, – мертва. Чуждая ему духовно, она лежит за пределами культурного пространства данного народа, вне его национальной культуры.