– Почему дураков-то?
– Потому что вопросы тупые задаешь. Ты здесь десантом высажен. Тут твой плацдарм – и тут твое задание.
– Какое еще задание? – Пашка задиристо встопорщился. – Выжить любой ценой?
– Это идиоты так думают. Потому что думать не умеют, и мозги за лето отсыревают. Ну, и отдельные овцы с козами, – Вано ухмыльнулся в сторону Маши. – Выжить – да, но про цену – это ты с папашей своим покалякай. Может, он тебе объяснит.
– Причем тут папаша?
– Притом что мало сына за уши драл.
– Да он вообще меня ни разу пальцем не ударил!
– Оно и видно! – Вано рассмеялся. – Расслабились, твари! Пальцем не ударил… Пальцем у виска крутят и в носу ковыряют, а для удара имеются иные приспособы.
– Чего ты вдруг в бочку-то полез?
– Это ты у меня сейчас полезешь, – Вано стремительно заводился, это все видели. – Одни, значит, за кордон линяют, другие в райские кущи намылились! А нам, значит, без вас корячиться?
– Кто вас просит корячиться. Тоже можете уходить.
– Куда?! – Вано даже по голове постучал – сначала своей, а потом и по Пашкиной. – Вы здесь, муфлоны безрогие, попытайтесь рай смастерить. Здесь ваши родители и горшки детские.
– Предлагаешь им за горшки детские биться? – ехидно поинтересовался Геныч. – Они уж забыли, что это такое.
– Так я напомню, – сурово посулил Вано. – Потому что не фиг на огороды соседские заглядываться. Там вас стопудово капканами встретят.
– Не-е, их там йогуртом накормят, вискариком напоят, – хохотнул Лешик и огреб от Вано звонкую затрещину.
– Ты чего?
– Ничего! – отрезал Вано. – Тема гнилая, и закрыли базар. И чтоб больше ни слова про эту ломоту. Ты понял меня, Пашунь?
Пунцовый как рак, Паша сдержанно кивнул.
– Вот так. Со следующей недели лично буду у вас ручонки осматривать. Попробуете на тот свет податься, догоню и наизнанку верну…
Такой вот веселый вышел разговор. И ведь получалось у Вано сдерживать их. Я-то видел, что Машка – она безбашенная, никого и ничего не боится. Сначала молчит-молчит, а потом так вдарит или скажет что – мало не покажется. Хоть своим таким же, хоть даже директрисе. Но перед Вано и она пасовала. Не робела, нет, но и наглеть – не наглела. А, в общем…
Не мог я их понять. Потому как пробовал влезть в их шкуру, и ни разу у меня ничего не вышло. Даже мне, со всеми моими страхами перед жизнью, с тотальным пренебрежением товарищей и безответной любовью – совершенно не хотелось вскрывать себе вены, вешаться или стреляться. Да и чего ради? Страхи – штука не сладкая, но и с ними ведь живут. И любовь, пусть самая безответная, – чувство тоже здоровское. Типа – как бред горячечный, вроде и плохо тебе, а приятно. Дело-то ведь не в том, кто там и кого охомутает – ну, или не только в этом. Тем более что случай Паши и Маши был совсем иного рода. Тут не любовными драмами попахивало, а откровенной шизой. За что и бит был Паша тем же Вано не раз и не два. Тема суицида Вано всегда бесила. И получался в итоге театр. Или цирк, не знаю уж – что точнее. Поскольку, наслушавшись в первый раз Пашкиных пространных рассуждений о преимуществе ядов перед гильотинами, виселицами и огнестрелом, Вано форменным образом поколотил чудака. На глазах всего класса и той же возмущенной Машуни. Темный омуток в глубине ее глаз Вано ничуть не пугал, и Пашино лицо он попортил весьма основательно – порцию-то жертва получала фактически за двоих – в смысле за себя и за того парня. Ну, то есть, не парня, конечно, а девицы. И угрозу Вано сформулировал предельно вульгарно: