Влечение к смерти. Диалог со Шмидт-Хеллерау - страница 28

.

Тогда, в начале XX века, Фрейд в ужасе написал: «отдадим себе отчет: ведь этого не может быть!»64. В наше время в институте психоанализа в Санкт-Петербурге во время лекции одна из преподавателей в результате размышлений случайно пришла к выводу, что влечения к жизни не существует. «Получается, что влечения к жизни нет? – спросила она не столько аудиторию, сколько саму себя, и надолго углубилась в раздумья. – Нет, что-то я совсем запуталась, – добавила она после этого замешательства и поспешила оставить эту тему, точно так же, как в свое время готовность оставить тему влечения к смерти высказывал и Фрейд.

В начале XXI века, спустя восемь десятилетий после слов Фрейда, отдадим себе отчет и мы: все это так и есть и по-другому быть не может. У живого организма существует лишь одно влечение – влечение к смерти, влечение избавиться от напряжения, влечение к разрядке. Система хронификации жизни не позволяет организму реализовать это влечение максимально быстро путем короткого замыкания, заставляя каждый организм двигаться к смерти своим путем. Предположение о существовании влечения к самосохранению, которое якобы стремится к поддержанию некоего фиксированного состояния, противоречит не только теории влечения к смерти, но и самой жизни. Если жизнь есть процесс хронического умирания, то предположение о наличии влечения к процессу хронического умирания (о влечении к жизни) не выдерживает никакой критики. Предположение об отсутствии влечения к жизни у живой системы грубо противоречит сложившемуся мнению, грубо противоречит традиционному взгляду на жизнь, но оно не противоречит современным термодинамическим представлениям о жизни и самой жизни. Равным образом наша гипотеза о существовании системы хронификации жизни, до которой мы «дошли, хромая», также не только не противоречит теории влечения к смерти и жизни как процессу хронического умирания, но и с очевидностью вытекает из наблюдений за ней в норме и клинической практике.

Взглянем с этой точки зрения хотя бы на сердечную деятельность как традиционный символ жизни. Согласимся, что сердечная деятельность обеспечивает жизнь многоклеточного организма путем ритмичного чередования моментов напряжения и расслабления сердечной мышцы. Согласимся, что расслабление и остановка сердца на несколько минут оптимальным образом привела бы наш организм к смерти и к той самой – «путем короткого замыкания» – разрядке напряжения, о которой писал Фрейд. Возможно ли это? Как известно – нет. Но почему? Потому ли, что существует так называемое влечение к жизни, составными частями которого являются либидо и инстинкт самосохранения? Отнюдь. Это невозможно потому, что в наше сердце надежно «вмонтированы» механизмы системы хронификации жизни, ограничивающие влечение к смерти. Они никогда не позволят нам остановить свое сердце даже при всем нашем желании. Электрические импульсы из синоатриального узла (а в случае его поломки – из атриовентрикулярного узла, а в случае его поломки – из предсердно-желудочкового пучка Гиса, а в случае его поломки – из волокон Пуркинье) директивно и императивно заставляют наше сердце работать – не хуже, чем надсмотрщик заставляет работать раба. И как раб съеживается от боли под каждым ударом плетки, так и наше сердце сокращается от каждого удара электрического импульса. Если бы сердце умело кричать – оно кричало бы без остановки. Даже центральная нервная система (которую традиционно принято рассматривать как «верховную власть» в нашем организме) не может избавить нас от этой «экзекуции», но может лишь ограниченно договориться с «надсмотрщиками» – ускорив или замедлив их удары. Любая попытка принципиально вмешаться в их деятельность терпит неудачу. Мы не можем произвольно остановить сердечно-сосудистую или дыхательную деятельность, хотя есть легенды, что Эпикур и адепты йоги были способны на это. Но даже если это так (в чем я не уверен) – это лишь в очередной раз подтверждает нашу убежденность: в основе жизни лежит влечение к смерти. Иначе откуда это навязчивое желание йогов максимально приблизиться в своей практике к той границе, которая отделяет жизнь от смерти? Откуда их многолетняя борьба со своей собственной системой хронификации жизни, которая, несмотря на все их усилия «пресечь поток существования» и «уничтожить тернии существования»