– Они могут думать, что я хранитель секретов. Я бы стал для них приманкой.
– Очень благородно с твоей стороны, – заметила Вера сдержанно. – Если это дело так и будет плавать в прессе, мой репутации конец, а значит и карьере. По крайней мере, здесь. Я так понимаю, мне не избежать роли наживки? – она бросила взгляд на него.
– Боюсь, это неизбежно, – виновато признал Визант.
– Хорошо, что же от меня требуется? – решительно спросила она, как человек, который очень надеется одним ударом расправиться с застаревшей проблемой.
– Отвечать по этому телефону и звонить мне, при необходимости, – он протянул ей сотовый телефон. – О бриллиантах не следует упоминать, обо всём остальном говорить лучше намёками. Если они начнут писать звонки, пусть думают, что мы знаем тайну сокровищ.
Вера убрала телефон в сумочку, так и не сняв тонких кожаных перчаток, с минуту задумчиво смотрела перед собой, но по её красивому лицу ничего нельзя было прочесть.
– Допустим, они попадутся в твою ловушку, как ты намерен с ними поступить? – она снова пристально взглянула на него.
– Моё дело – вывести на них полицию, или спецслужбу.
Визант и сам не представлял, как всё обернётся, полагаясь на волю случая, но понимал, что спецслужбам нет дела до бриллиантов. Британская секретная служба могла быть замешана в какой-то политической авантюре, первой жертвой которой стал учёный Пайк, а Спирин, всё равно связанный с русской разведкой, возможно, пытался вступить в политическую игру, что не исключало поиск алмазов. Трудно было представить, чтобы Отис в одиночку мог похитить несметное количество бриллиантов, которое ему вменяют, с приисков севера России. Да и вряд ли он мог так вольготно приторговывать своим сокровищем на Западе, когда за ним охотились чекисты. Этот маленький скандал в прессе – мормышка, но пока не очень ясно для кого и зачем.
– Так, или иначе, у этой истории, похоже, не будет тихого конца, – грустно заключила Вера.
– Мне тоже ни к чему, чтобы всплыло моё имя.
Александр был уязвлён, что разговор оставался холодным, будто он говорил со связным, которого видел впервые. Он вообще не мог вести дело сугубо прагматически, без личностных отношений, ему нужна была подобная мотивация, пусть даже и ревность.
– Но я бы не хотел, чтобы нас объединяли одни только враги, – признался он трогательным тоном.