Шанс был невелик - страница 2

Именно та песня, которую я слушал пока сидел за компьютером («Разве она не прекрасна»), допивая позавчерашнее пиво (которое больше смахивало на мочу, так как стояло в холодильнике уже второй день, не имея совершенно никакого вкуса и аромата), ел холодный чикенбургер и сидел за стареньким компьютером (доживавшим, видимо, свои последние недели или, если повезёт, месяцы, судя по постоянному несмолкаемому треску, издалека напоминающему на непрекращающуюся работу какой-нибудь дробилки в руках фанатичного служащего, не привыкшего останавливаться на половине работы), напомнила мне один случай, произошедший со мной и о котором я собираюсь рассказать.

После того, как я услышал ту самую песню Стиви Уандера, о которой говорилось выше мне почему-то сразу вспомнилось то, что я давно спрятал глубоко в сейфе сознания и старался не ворошить, поскольку, как мы знаем, прошлое нельзя изменить или отмотать назад, как фильм, когда у вас на кухне надрывается, свистя изо всех сил, чайник и вы, не успев поставить фильм на паузу, быстрым шагом направляетесь поскорее выключить плиту дабы не услышали соседи (почему-то, по крайней мере, у меня такое чувство возникает каждый раз, когда я иду к чайнику, который уже пять секунд как надрывается, давая понять, что вода уже давно вскипятилась.) и затем, вернувшись, берёте пульт и перематываете до того места, с которого резко встали и пошли выключать неугомонный чайник. Так или иначе, в тот момент, когда я невольно вернулся в прошлое вся история (про которую в дальнейшем пойдёт речь) пронеслась в моей памяти в одно мгновение, не давая ни единого шанса переключить свои мысли и подумать о чём-нибудь другом…

Дело было в сентябре 2002 года, когда я учился в одиннадцатом классе. Проявлял я себя как самый обычный парнишка, который уже считает себя ответственным, главным, не считается с мнением родителей (по крайней мере, ему так кажется) и старается быть самым эпатажным из одноклассников. Учился на все оценки, разве что кроме двоек (да и пятёрки, по правде говоря, попадались довольно редко). Именно в это время я увидел Марину – свою одноклассницу, вплоть до вступления в одиннадцатый класс считавшуюся «серой мышкой» в коллективе и, как призрак незаметно перемещавшуюся из класса в класс. Думаю, многие или хотя бы некоторые из вас хотя бы раз в жизни встречали таких людей. Она ни с кем особо не общалась, разве что с парочкой отличниц и только ради того, чтобы вместе выполнить проект, который был предназначен для нескольких человек. В остальном же о ней никто толком ничего не знал да и не особо хотел знать, так как все считали её скучной, не способной на неформальное общение девушкой. Но всё это было вплоть до той поры, пока весь класс не увидел её в новом свете на линейке в сентябре. Если бы она проходила мимо меня в своём новом образе на улице я не смог бы узнать её, не смотря на то, что лицом она не изменилась. Её образ в корень отличался от того, какой мы её себе представляли на протяжении пяти лет, начиная с шестого класса (начиная с «шестого» класса, потому что именно с этого времени все стали заботиться о том, в чём они одеты и примечать остальных): серые, однотонные бесформенные вещи, никаких аксессуаров, а волосы, в основном, были разбросаны по периметру головы, прикрывая её лицо и как бы отдаляя от остального мира. На линейке же Марина была в чёрных коблуках, чёрных приталенных джинсах, подчёркивающих её плавную линию бёдер, которые обращали на себя взоры любого, кто был на линейке, в том числе и взоры молоденьких учительниц, завистливо представляющих себя на месте этой «чересчур вульгарно одетой», как они в последствии говорили о Марине – той, которая всегда была лучшей учиницей практически для всех учителей, девушке; чёрно-розовой футболке, которая опять же сидела по фигуре и невероятно красивые, горделиво качающиеся из стороны в сторону при каждом её шаге волосы (на этот раз аккуратно собранные в хвост и зафиксированные розовой резинкой). Так же присутствовали аксессуары, придававшие её образу ещё большей утончённости и (не знал, что когда-либо применю это слово к ней) сексуальности. В то время, как её одноклассницы с одолевавшей их яростью и завистью обсуждали новый образ Марины и то, что сподвигло её на такие, я бы сказал, кардинальные изменения – парни, не долго думая, все как один подошли к «бывшей серой мышке», надеясь на то, что она с её скромностью (которую, как впоследствии оказалось, как ветром сдуло) не откажет симпатичному, по их самомнению, парню прогуляться вечерком и что один из них сможет сегодня же заняться с ней сексом. Лишь только я стоял особняком от других (не подумайте, что я не хотел к ней подойти и порасспрашивать об изменениях – опять же влечение к ней и желание переспать не давали мне повода думать о чём-то ещё как и моим одноклассникам, как минимум, первую неделю учёбы в школе), разглядывая её новое обличие и, сам не зная по какой причине и видя в этом связь с чем-то очень трагичным, из-за чего это ясно отражалось в её взгляде и уловимым лишь только тем, кто смотрел не на её внешнюю оболочку, а именно в глаза, в которых, как мне показалось, скрывалась острая боль, будто протыкающая её изнутри и в тоже время тщательно замаскированную под маской уверенной и не знающей невзгод девушке.