Говорят, что существуют также третий и даже четвертый круги далеких и диких поселений. Но это уже параллельные миры со своей собственной недоразвитой культурой и пещерными обычаями, никак не пересекающимися с продвинутым, высоко-духовным миром центральной оси. Там живут люди – инфузории, которых нельзя отнести к сознательным элементам. Хаотичная масса дефективных сперматозоидов.
Я родился и вырос в городе второго круга, там, где люди с неограниченными амбициями и неиссякаемой страстью быть вовлеченными в поток столичной суеты (ибо, благодаря последним достижениям и инновациям в рамках железнодорожных транспортных сообщений, можно за четыре часа добраться до столицы), до сих пор не могут избавиться от комплексов второстепенности и недоразвитости.
Мой город – город горький
Из него уезжают люди. Кого-то уносит отсюда нужда, кого-то обиды, а кого-то просто желание оказаться где-то еще с походной сумкой, полной амбиций и тщеславия. Мой город не прощает и кусает черным пинчером за ягодицы. Он не слышит плач в ночи и закрывает шлюзы перед твоей тонущей лодкой. Он бьет своим стальным кулаком по хрупкому забралу утренней мечты и скрывает солнце от любопытствующих глаз. Он бросает в тебя сгусток надежды, заранее выдавив из него все содержимое.
Я не люблю свой город. Он разъедает и дробит мое сознание. Метастазы машин по разбитым дорогам беснуются и рвут на части нервную систему пешеходов, а снежные торосы на тротуарах, прорисованные из года в год темно-серыми тонами, раскрепощают мою тягу к светлому, теплому и дальнему. Ветхий фонд раскинулся темными квадратами на пыльной городской доске, и за вечно контужеными окнами обвисших изб скрывается тихая озлобленность их бомжеватых обитателей. Бесформенные улицы и проулки, переплетаясь, создают мусорную чехарду, а снег не убирают месяцами из-за ограничений в муниципальном бюджете. В этом городе я давно не видел улыбок на лицах прохожих, их взгляды замкнуты и близоруки, и каждый увлечен своим собственным горем.
Конец ознакомительного фрагмента.