Пройдет много-много лет. Глаза устанут от ослепительных мгновений и темных провалов. Память станет тяжелой, как облака перед грозой. А способность плакать умрет вместе с детской непосредственностью и доверчивостью, которым нечего скрывать. Дети не знают о том, что женщине всегда есть что скрывать.
Меня спасла однажды моя крепость, сотканная из кисеи слез, которых никто не увидел. Я спрятала все под ресницами. А вокруг было столько любопытных, злорадных, завистливых, недоброжелательных взглядов. Они разбились об эту непроницаемую кисею.
На мне первый раз в жизни был черный кружевной траурный платок. Я в первый раз подарила цветы мужчине. Положила букет в гроб туда, где раньше билось сердце только для меня.
И уехала в свое королевство.
После записи мы вчетвером сидели за столом в небольшой кухонной зоне студии, пили пиво, ели пиццу и орешки. Я отмахивалась от многословной приторной лести Пастухова, как от стаи мух. Его речь стала почти бессвязной после первых же глотков. Я старалась не смотреть на противный мокрый рот, отвела глаза и наткнулась на твердый взгляд оператора Кирилла, то ли недоверчивый, то ли насмешливый. Он сидел напротив и смотрел прямо, откровенно, не пытаясь это скрыть.
– Что-то не так? – спросила я.
– Просто вопрос, – сказал Кирилл. – Один вопрос. «Замок обнаженной сути» – это о чем?
– Обо всем. Есть я, и есть другие, – попыталась объяснить я. – Как писал Сартр: «Ад – это другие». А там, где я, – нет больше ничего. Ни лжи, ни громких звуков, ни взглядов, ни теней, ни одежды.
– Я так и понял, – кивнул он.
Я поднялась. Пастухов вызвался меня проводить, но во дворе нас догнал Кирилл.
– Не советую с ним ехать, – шепнул он. – Илья не умеет пить. Даже пиво. Если доедете без проблем, потом придется от него отбиваться.
– Я как раз и думаю о том, как убежать прямо сейчас, – призналась я.
– Да просто! – Кирилл взял меня за руку и быстро повел к своей машине. На Пастухова я даже не посмотрела.
Кирилл ехал медленно. Мы почти не разговаривали. Он остановился у моего подъезда, я не спешила выходить, мы несколько минут сидели рядом, продолжая молчать. Это было странное чувство: быть рядом с чужим человеком и не воспринимать его присутствие и молчание как помеху собственной свободе. И не испытывать желания избавиться.
– Я не напрашиваюсь, – произнес Кирилл. – Но мне хотелось бы проводить вас до двери квартиры. Мало ли что…