Особая тишина кругом, неяркий свет, блеск – там, где и столько, сколько нужно. Атмосфера. Ничего лишнего, запахи лёгкие и приятные, звон бокалов охлаждает воздух, дерево цвета тёмного пива и тёмное пиво в блестящем бокале – подаю, сливаю пену и думаю, как образуются сливы. Я нервничаю и понимаю, что неизбежно близится конец увертюры.
Внутренний мир развивается по спирали, чтобы шагнуть в окружение, вовне, дневник – страницы предательства, написанного твоею же рукой, сумятица на первых порах, отталкивающее непонимание и нетерпение – не хуже, чем у самой себя, листающей страницы до чего-то важного, не имея возможности заглянуть в конец. Саморефлексия и кафкианские трущобы, съеденная до самой крошечки самостоятельность и попытки духа раскрыться перед такими же духовно неимущими, поползновения в тиши и той же зачарованности эрмитажной пустоты – глядеть во все глаза, всю жизнь, становясь экспонатом – как заключение в одиночной камере с правом глядеть в окно, которое вечно, как сама жизнь, за которой ты наблюдаешь. Когда я стала такой?.. Лёгкие шаги в безумие и вглубь, стремясь вырваться наружу, где знания, где свет, где мальчик тычет в книжку пальчиком со словами: «Мама мыла раму», – и ты понимаешь, что всё это бред, что это наши воспоминания, опережающие события или детство, ставшее нашим будущим, и все аналитики, и Фрейд, который не так хорош, но, почему-то, часто прав – не втыкаясь и выпадая ключом из замка, а предвидением обстоятельств и травм, стремлением отвернуться или пнуть ногой стол, а не стоящего рядом >12. Чемоданы с двойным дном и не открывающейся крышкой души, которых не вытрясти наружу никак без хирургического вмешательства, со страхом, что уже будет слишком поздно, беспокойство за того, кто берёт книгу в руки, достигает своего предела – он или кинет её на полку, или научится жить в такт с собой – так задавай вопросы, спеши – ведь жизнь коротка….
– Я ничего не понял – ты и про процесс творчества, что ли, хочешь рассказать?
– Ага, но давай потом, а то мне заказы отбить надо, просто посмотри там запятые…
Вот они – репетиционность, муки авторского замысла…. Всё взаправду только для тебя, для остальных – это работа, ситуация… А где же волшебство, рождённое из повторений>13, где красота человеческих чувств и подлинность, которую дарит настоящее представление? Режиссер крепко стоит на ногах, он точно знает, что хотел сказать, но услышат ли его те, кто хочет полюбоваться декорациями, и выдержит ли его сердце провал? Нет, что я говорю???.. Всё уже определено, актёры заняли свои позиции и генеральная репетиция позади. Тронулся занавес, представлены герои, и теперь только ждать, когда мы выйдем на свет – или… Упрямо смывать мелом с доски написанное, писать заново, перечеркивать, уточнять, удаляться, ляпать и искать заново… пожалеть и вспомнить себя, написать кратко и нечестно, но чисто (кто знает, кто прав и где правда?). И поднять глаза – снег… Вот он – искренний и простой, совершенный – всего лишь своей тенью как тонкой длинной чертой, пересекает страницу и отправляет её в долгий ящик смерти, живая мертвечина творчества – конгломерат гадостей для меня и тебя, откровения без повода. Бодлер, как всегда, прав