Мэри на ощупь, короткими шажками дошла до кровати и села. Она сняла перчатки и отложила подальше от себя, стараясь сделать это тихо и аккуратно. Затем развязала пояс пухового пальто, расстегнула пуговицы одну за другой, сняла его и положила на край кровати рядом с перчатками. Медленно расстегнула один сапог, потом другой, сняла их и приставила к стене. Мэри не могла объяснить себе, почему ей хочется двигаться осторожно, она как будто боялась спугнуть что-то неуловимое, фоном повисшее в этой комнате, любое резкое движение могло расстроить эту почти сложившуюся и оживающую соразмерность, она даже дышать старалась в унисон окружающей ее гармонии тишины и темноты. Без верхней одежды дышать стало легче. Мэри уперла взгляд туда, где при свете должна быть противоположная стена с тумбой и креслом. Она попыталась понять, что чувствует в данный момент, но опять не удалось, и она дала себе задачу попроще – вспомнить, что происходило совсем недавно. С тех пор, как она стала пить таблетки, чтобы изменить свое поведение, запоминать прошедшее было все сложнее. Лучше всего Мэри помнила себя, потому что видела себя сейчас со стороны, сидящую на кровати в темноте и тишине в комнате отеля без названия.
Ее изящные руки с длинными пальцами лежали на коленях. Она была одета в темно-синий мужского кроя пиджак, который сидел мешковато, отчего и без того узкие запястья, выглядывавшие из рукавов, выглядели неестественно тонкими. Колени остро торчали из-под скромной юбки, какую могла бы носить работница библиотеки неопределенного возраста, ноги в черных колготках, освобожденные от каблуков, отдыхали на мягком ковре. Она сидела согнувшись, как бабка, не имея опоры для позвоночника и не думая о том, что надо держать спину прямо, но даже в такой позе в ее облике сквозила аристократичность, не совсем русская, не дородная красота, не изможденная, здоровая стройность. Ее конечности были чуть длиннее, чем нужно для верных пропорций тела; плечи, локти и колени чуть более заточены, щиколотки чересчур тонки. Но она совсем не выглядела субтильной из-за правильной тяжести в груди и бедрах, и румянца на ровном, гладком, отсылающем к извечной небесной славянской красоте лице.
Русые, с пепельным оттенком волосы Мэри были собраны на макушке в тугой пучок, закрепленный шпильками, и, вернувшись на долю секунды в сознание, Мэри почувствовала боль от сильно стянутых волос. Она подняла руки, вытащила шпильки, и с наслаждением запустив руки в серую гриву, растерла круговыми движениями кожу головы, чтобы разогнать кровь. Ее волосы были прекрасны, графитового цвета, длинные, тяжелые, абсолютно прямые, они упали блестящей волной по спине до самой кровати. Мэри понравилось ощущение поднятых рук, она выпрямила спину, вытянула позвоночник, стараясь дотянуться как можно выше, до потолка. По телу побежала кровь вместе с мурашками, она немного развернула корпус налево, потом направо, как бы проверяя, все ли в порядке в ее молодом красивом и здоровом организме. Все конечно было хорошо. Мэри вытянула ноги, потянула кончики пальцев, как балерина, и представила себя в черном вечернем платье с голыми плечами и глубоким декольте, на высоченных шпильках и со сложной прической. Но не могла понять, было это на самом деле или ей только хочется когда-нибудь надеть такое платье.