Фимино мастерство совершенствовалось с каждым днем. Оно оттачивалось вместе с камнями и деревяшками, с набросками рисунков на бумаге, да и просто на земле с помощью острой палочки. Руки обретали твердость, пальцы чувствительность к сопротивлению материала, глазомер безошибочно определял перспективу и угол обработки поверхности, а мозг рождал и надолго удерживал в памяти будущее творение.
Каждую неделю Хацкель брал сына на рыбалку. В один из таких дней, сидя на берегу и скучая, Фима попросил отца срубить ему хлыщ орешника.
– Опять будешь резать? Вот дал же Бог беспокойные руки! Даже на рыбалке не можешь тихо посидеть. Рыба, она же тишину и покой любит, а ты щас стружками всю воду забросаешь, – ворчал Хацкель, пробираясь сквозь заросли орешника в поисках толстой и ровной ветки.
Возвращаясь с рыбалки домой, Разумовские повстречали купца Винокурова. Увидев у мальчишки необычную удочку, он подозвал его к себе.
– А ну-ка, покажи, что за интересная штуковина оттягивает твою руку.
Фима с радостью протянул купцу новое удилище. Винокуров долго вертел его в руках, гнул, проверяя гибкость, рассматривал витиеватые узоры, прикидывал на вес, много раз сжимал резную рукоятку и от удивления цокал языком. Потом, не спрашивая согласия мастера, вытащил из кармана три копейки, отдал Фиме и забрал удочку, попросив его сделать за неделю еще хотя бы пару подобных. Фиминой радости не было предела. Хацкель, видя, какая удача подвернулась, опередил с ответом счастливого и на все согласного сына:
– Он бы с удовольствием сделал вам не одну шикарную вещь, но учеба в хедере отнимает много времени. Зубрит день и ночь, знаете ли, день и ночь! Добавьте по копеечке на каждое удилище, и я позабочусь о проблемах в школе.
– Полушка, и не больше.
– Тогда по денежке, и договорились, – подытожил Хацкель, резко одергивая сына за руку, котороый чуть было уже не согласился нарезать удилищ за «большое спасибо».
От внезапно свалившейся удачи и первого заработка Фима чуть не потерял сознание. Волна счастья накрыла его с головы до пят, и он вспомнил слова Мордехая и денежки, падающие на голову неизвестно откуда. «Вот, началось сбываться без всякой грамматики и Пятикнижия», – подумал он и пулей побежал домой рассказывать матери об удачном гешефте.