Дамиль небрежно кидает пиджак на спинку дивана, расстёгивает пару верхних пуговиц на рубашке и подворачивает рукава до локтя. Наливает воды в стакан и приносит мне.
— Не стой. Это теперь и твой дом.
— Можно снять? — тереблю длинный край платка.
— Конечно, — пожимает плечами. — Можно не носить, если не хочешь.
Удивлённо моргаю. Он серьёзно сейчас или это какая-то проверка?
Решаю, что сниму потом. Или он сам. Я не знаю, как должно быть. Это вгоняет меня в панику.
«Мамочка, почему ты мне ничего не объяснила? Неужели так сложно было помочь?!» — мысленно кричу на неё.
А может она объясняла. Мне сейчас кажется, я вообще всё забыла. Совсем.
Делаю несколько коротких глотков воды. Она кажется сладковатой. Снова начинает подташнивать.
Дамиль подходит ко мне, протягивает руку.
Всё? Мы идём в постель?
Моё тело категорически отказывается слушаться. Муж вздыхает. Хмыкнув, делает ко мне ещё один шаг. Вдыхаю, чувствуя запах его одеколона. Пытаюсь сглотнуть слюну.
— Ты точно не девственница? — спрашивает он без грамма издёвки. Или мне так кажется. Я не знаю!
— Ты же знал, — опускаю дрожащие ресницы в пол.
— Знать и видеть — не одно и тоже. Пойдём, я покажу тебе твою комнату, — сам берёт за руку и тянет за собой.
— Мою? — спотыкаюсь от удивления.
— Твою. Оттуда открывается отличный вид. Есть свой душ и гардероб. Сейчас привезут доставку. Тебе надо поесть и отдохнуть, а потом мы поговорим. Мне нужна твоя вменяемость.
Аиша
Я сегодня слишком ранимая. Или раненая. Или даже убитая выстрелом в самое сердце. Звоном напряжённых нервов отдаётся всё от слов мужа про отдельную комнату до вида из окна. Он действительно шикарен.
Дамиль уходит встречать курьера, а я прислоняю обе ладони к оконному стеклу до самого пола и смотрю на светящиеся в темноте «вены» большого города, парк, усеянный фонариками круглый год. За ним высотки, упирающиеся крышами в черноту неба, затянутого тучами, а потому совсем без звёзд.
В комнате нет штор. Стёкла разделены между собой чёрной рамой, что помогает ощущать стены и пространство вокруг себя как безопасное. Но от высоты всё равно перехватывает дыхание. Мне нестрашно. Самое ужасное уже случилось, а это — красиво.
Оглядываюсь на кровать. Большая, застеленная покрывалом глубокого синего цвета. Две белые подушки и ещё одна поменьше, в тон покрывала. Я буду просыпаться с видом на город.