Примерно через час все вернулись за
стол и решили начать всё с чистого листа. А я начал замечать, как
старики потеют, часто пьют и ведут себя неадекватно. И только
Эрнандо начал что-то подозревать…
Но и на такой случай у меня был
заготовлен козырь. Я подошёл к нему и похлопал по плечу в знак
поддержки, а попутно воткнул иглу с быстродействующим снотворным.
Затем вернулся на своё место с яблоком в руках, дабы никто ничего
не заподозрил.
Где-то через минут пять Эрнандо
отключился, а другие кардиналы над ним только посмеялись. Конечно,
спать было нельзя, но дебаты были настолько ожесточёнными, что всем
было плевать на юнца, который не выдержал напряжения. Зато они
решили, что засоня не достоин стать патриархом.
В пылу дискуссий на лице у Бердини
появились первые покраснения – предвестники язв. Я в этот момент
вернулся к столу с едой и вылил в бокал остатки отравленного вина,
а затем нечаянно облил спящего Эрнандо. Все вновь расхохотались,
ведь тот даже не проснулся, и вернулись к обсуждению.
Примерно через два часа после первого
застолья кардиналы начали снимать одежду, ссылаясь на невыносимую
жару. Тогда-то они и увидели язвы, которые уже покрывали половину
их тела. Воцарилась паника, они начали долбить в двери, с просьбой
их выпустить, но протокол требовал произнесения кодовой фразы, и у
каждого кардинала был лишь её кусок.
А пока они тщетно пытались разбудить
Эрнандо, моя кукла имитировала сердечный приступ и «умерла». Тогда
кардиналы совсем отчаялись и начали ломать железную дверь.
Стражники, стоявшие по ту сторону, перепугались и захотели
выяснить, что всё-таки случилось, но как только услышали
словосочетание «красная чума», то перестали отвечать.
Никто в здравом уме не стал бы
выпускать больных наружу. Напротив, гвардейцы побежали к
заместителю начальника стражи, ведь начальник скоропостижно
скончался. И я во втором окне объявил полный локдаун, сославшись на
недопустимость распространения заразы. В итоге на сутки закрыли
весь дворец, а людей начали проверять на наличие болезнетворных
язв.
Кардиналы, не в силах справиться с
адской болью, поубивали сами себя один за другим. Последним очнулся
Эрнандо и, недолго думая, сперва попытался спастись, но понял, что
ему не откроют, и тоже перерезал себе горло столовым ножом.
Говорили, что больные красной чумой
испытывали боль, сравнимую с тысячью ежесекундных порезов. Кожа
буквально лопалась на глазах, а смерть наступала от обильной
кровопотери. Именно она выступала в роли главного инструмента
распространения заразы, ведь волдыри лопались и брызгали её на
несколько метров. А в условиях Средневековья смыть с себя чужую
кровь и при этом никого не заразить, было проблематично.