– Про ту,
что сгорела?
– Ну, стало
быть, знаете. Так вот. Нави выглядят вроде как люди, только ходят
всё время нагишом – даже зимой. А главное – спины у них
корытом.
–
Корытом? – переспросил Николай.
– Ну,
представьте себе, что у человека срезали со спины всю кожу вместе с
мясом, и внутренности торчат наружу. У навей – так. Поэтому
распознать их – плевое дело, если только они не раздобудут
где-нибудь человечью кожу и не напялят её на себя, как какой-нибудь
водолазный скафандр.
«Так вот
почему кожу убитых не удалось найти!» – осенило Скрябина. А
лодочник продолжал говорить:
–
Считается: они могут влезть в шкуру любого человека,
независимо от его роста и сложения. Ведь у них – у навей, в смысле,
– тело, как гуттаперчевое. Костей-то у них нет.
– Нет
костей? – Это было что-то уж совсем новенькое.
– А иначе
как бы они из заколоченных гробов выбирались – те, конечно, кого
похоронили по-людски? И как могли бы пролезать куда угодно,
проходить в любую щель? У навей кости будто растворяются. Но тела
их остаются упругими, и стоять эти паскуды могут даже на своих
бескостных ногах.
– Откуда же
вы знаете такие подробности? Неужто видели навей сами?
– Сам – не
видел, – сказал Савелий. – Бог миловал. А вот тесть мой, когда
помоложе был, познакомился с этими тварями накоротке. Я раньше-то,
грешным делом, думал: привирает старик для красного словца. Ну, а
теперь понял: всё, что он говорил – чистая правда.
– А что за
история приключилась с вашим тестем? И когда?
–
Приключилась она года через два после того, как церковь сельская
сгорела. И само село уже из Пятницкого в Макошино переделали.
Катерина моя – она у родителей младшенькая, последыш, – одна только
из детей тогда с отцом, с матерью и оставалась. Её сестра и три
брата поразъехались уже к тому времени кто куда. И каким батя её в
тот день домой пришел, она на всю жизнь запомнила. А тесть мой
столько раз при мне об этом говорил, что я всё вызубрил почти
наизусть.
И лодочник,
не забывая следить за рекой, стал рассказывать.
3
Случилось
всё поздней осенью, перед самым ледоставом на реке. Тесть Савелия,
заядлый рыбак, смолил на берегу свою лодку и так увлекся, что и не
заметил, как стемнело. Лишь когда смоляная кисть в его руках стала
плохо различима, мужик заметил, что окский берег освещается одним
только отсветом от его маленькой смолокурни.