А уже тогда
в селе поговаривали, что эти пошаливают. Причем пошаливали
они как раз после захода солнца. И отец Катерины хотел уже
погасить костерок под ведерком, где плавилась смола, чтобы идти
домой, когда со стороны реки донесся громкий всплеск.
Можно было
подумать, что по воде ударила хвостом рыба невероятных размеров. Но
затем раздался звук, рыбам несвойственный и совершенно неприличный:
как будто кто-то, объевшись гороховой похлебки, длинной очередью
выпустил из себя кишечные газы. Тесть Савелия поднял глаза, да так
и сел прямо на песок: из реки выходила, в чем мать родила,
русоволосая женщина – с роскошными формами соблазнительного тела и
с нехорошей ухмылкой на губах. Что это была за раскрасавица,
макошинский рыбак уразумел сразу.
– Свят,
свят, свят!.. – Мужик начал торопливо креститься.
Голая же
бабенка пошла прямиком к нему. И сразу же от реки донесся новый
всплеск, а за ним – тот же неприличный звук: из Оки вылезла еще
одна нагая особа. Вторая женщина оказалась ещё краше первой:
белокурая, стройная, с лицом юным и невинным. Но рыбак даже не
успел толком разглядеть её. Опять что-то ударило по воде, мерзкий
звук снова разнесся над рекой, и третья обнаженная дамочка вылезла
на берег: рослая смуглая обольстительница, будто сбежавшая из
цыганского табора.
Даже в
осенних сумерках, разбавленных одним лишь тусклым светом маленького
костерка, было видно, что все три голые красотки в речной воде не
отражаются.
«Солью,
солью бы их посыпать!..» – промелькнуло в голове у мужика. Однако
ни соли, ни топора (ими, как говаривали, кое-кому удавалось
отогнать окаянных тварей) он из дому не захватил.
А первая
купальщица, похожая на обильную телом купчиху, уже подошла к
Катерининому отцу почти вплотную. И улыбка её стала еще более
устрашающей. «Сейчас душить начнет! – только и подумал рыбак,
пытаясь в сидячем положении отползти от красотки подальше. – Или
кровь высасывать!..»
Однако
пышногрудая русалка остановилась за пару шагов от мужика,
обернулась к своим товаркам и проговорила – будто рокочущие струи
дождя сорвались с высокой крыши:
–
Поторопитесь!
И она на
мгновенье повернулась к рыбаку спиной – вместо которой у мнимой
красавицы темнело отвратительное месиво из влажных
внутренностей.
– Господи,
спаси и помилуй! – прошептал рыбак; но, вместо того чтобы снова
перекреститься, переложил смоляную кисть из левой руки в правую,
сам не вполне понимая, зачем.