По словам
лодочника, прежде в этом доме проживало семейство протоиерея
Василия Успенского, настоятеля храма Святой Параскевы Пятницы.
Однако еще до того, как сгорела церковь, семья священника осталась
без крова. Дом был экспроприирован в 1919-м, так что отец Василий с
женой и тремя детьми какое-то время квартировал у одной из своих
прихожанок, а после страшного пожара вместе с семейством покинул
село.
Напротив
бывшего поповского дома Скрябин обнаружил магазин «Сельпо» и решил,
что завтра ему нужно будет прикупить в нём соли. Но сейчас он
зашагал по улице дальше, по направлению к грунтовой дороге. Прямо
возле неё выстроили – для удобства учеников, добиравшихся сюда из
соседних деревень, – двухэтажное шлакоблочное здание: Макошинскую
среднюю школу. Николай знал, что в ней – в неиспользуемом в теплое
время года спортзале – сельская администрация разместила
следственную группу НКВД.
Когда
Скрябин вышел на посыпанную гравием дорожку, что вела к школе,
солнце уже зашло. А школьные окна, в одном из которых стекло
заменили листом фанеры, оставались неосвещеными. Но даже в сумерках
Николай хорошо разглядел висевший на фасаде здания кумачовый
транспарант с белой надписью: ИЗ СТРАНЫ ТЁМНОЙ, НЕГРАМОТНОЙ И
НЕКУЛЬТУРНОЙ СССР СТАЛ СТРАНОЙ, ПОКРЫТОЙ ГРОМАДНОЙ СЕТЬЮ ВЫСШИХ,
СРЕДНИХ И НИЗШИХ ШКОЛ. А внизу шла подпись курсивом: И.В.
Сталин. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК
ВКП(б).
– В полном
соответствии с названием колхоза, – хмыкнул Скрябин и огляделся по
сторонам.
Возле
школьного крыльца была разбита квадратная клумба, посреди которой
стояла на постаменте гипсовая девица в пионерском галстуке. Скорее
пионервожатая, чем пионерка, она высоко взметнула в салюте правую
руку. Странно, но желтые нарциссы, подступавшие прямо к гипсовому
пьедесталу, почти все засохли – уныло свешивали пожухлые лепестки.
И букетик увядших цветов кто-то положил к самым ногам изваяния –
словно к надгробному памятнику.
Скрябин
только покачал головой при виде этого. И даже не особенно удивился,
когда увидел, что на парадных дверях школы красуется амбарный
замок. С этой школой – да и со всем селом – происходило что-то
неправильное. Тут всё было – как грязные оконные стекла глубокой
ночью: преграда для света, которого и так нет. От аромата мертвых
цветов у Николая засвербило в носу и в горле, и даже слегка
заслезились глаза. Вся его недавняя бодрость куда-то исчезла, и он
снова ощутил такую непомерную усталость, словно он был одним из
репинских бурлаков на Волге.