Дядя Ваня ловко запустил руку в карман пиджака, но я уже вытащил
кончиками пальцев пару оставшихся соток, боясь сжечь деньги.
— Пять минут, — кивнул мужчина, принимая деньги.
— И мяса не жалей! — добавил дядя Ваня.
— Да чтоб тебя демоны уволокли, старый шайтан! — рыкнул Шамиль.
— Я никогда не обманываю!
— Это он всегда так говорит, — шепнул мне дядя Ваня. — Но шавуха
тут и вправду хороша…
Еще через пятнадцать минут мы стояли перед каким-то заброшенным
складом в промзоне. Я — опять абсолютно голый, одной рукой
прикрываю хозяйство, во второй — держу даже не шаурму, а гребанный
лопатосьён длиною с локоть, скрученный Шамилем за мою кровную
сотку. По весу тут было с килограмм, видимо, старый азер решил
впечатлить нового покупателя или просто назло деду скрутил шаву
даже жирнее, чем обычно.
— Так! — скомандовал из-за старых грузовых контейнеров довольный
дядя Ваня, уже активно жуя свою шавуху, — начинай есть! Как
почувствуешь зуд, внутреннее давление, или что температура
поднимается — не сдерживайся!
— А как мне понять, что это именно магия, а не вот это, — я
посмотрел на весло в моей руке — на кишки давит?
— Никак! — крикнул вредный дед. — Но я в тебя верю, Ильюша!
Следующие полчаса я, в чем мать родила, боролся с шавухой. Соус
стекал по рукам к локтям, в одном месте лаваш размок и надорвался,
и если Шамиль мяса и соуса не пожалел, то вот салфеточка была
только одна и погибла она в неравном бою почти сразу же.
— Ну что ты там?! — крикнул дядя Ваня.
— Да вроде нормально… — ответил я, вгрызаясь в лопатосьён.
— Чувствуешь прилив сил?
Я на секунду остановился и замер, следуя совету дяди Вани. Пока
я чувствовал только то, что лопатосьён вошел в меня, как вода — в
сухую землю. Утром-то позавтракать я не смог по объективным
причинам.
На последней трети шавухи я понял, что у меня опять свербит, о
чем и сообщил дяде Ване.
— Значит, подпитывай это чувство! Не сдерживайся! Думай о
пламени! — крикнул бомж.
Я затолкал в рот последний кусок шавы, жалея, что его нечем
запить, после сконцентрировался на чувстве подступающего чиха
и…
Сладко-сладко чихнул. Дважды.
— Блять! Илья!
— Я замерз!
— Август на дворе!
— Все равно в жопу холодно!
— Давай, колдуй!
Правда, дядя Ваня был прав. Свербящее чувство, как там, в
переулке, никуда не делось. Я, в чем мать родила, расставил ноги на
ширину плеч, раскинул руки в стороны, словно я сейчас славлю
солнце, после чего стал концентрировать это ощущение на кончиках
пальцев.