Один из
матросов, уходя, подмигнул мне. Да как он смеет! Вот Кончите он и не думал
подмигивать! Конечно, она же держится как настоящая синьора! А я… Ах, девушка
может убежать от бедности, девушка может убежать из монастыря, но и монастырь,
и бедность останутся с девушкой навсегда…
- Ах, как же
я завидую тебе, Аннабелла! – щебетала между тем Кончита, небрежно доставая из
сундука всё новые и новые наряды, такие шикарные! – Ах, сколько приключений
тебе довелось испытать! И какая ты отважная, о Мадонна! Какая отважная! Только
я вот не поняла одного, вот этот фокус вашей матери Лавинии. Ну, то, как она
треснула ту вторую мать по башке! Почему только после этого тот синьор наконец
соизволил подняться? Ах, как же это, должно быть, было весело! Ах, красненький
огурчик! Ах-ха-ха-ха-ха! Ах-ха-ха!
Вскоре уже и
я заливалась хохотом, стоило мне вспомнить всё то! Ах-ха-ха!
Ах, как же
хорошо быть юными восемнадцатилетними девушками! Всё весело, всё смешит, и
невзгоды легко смываются слезами, словно талый снег весенним дождём, и остаются
там, далеко-далеко! Ах!
- Послушай,
Аннабель… Ты ведь разрешишь называть тебя и так, Аннабель? Это на французский
манер, - важно пояснила Кончита, откинув за спину локоны. Позже я узнала, что
если моя подружка откидывает за свою стройную спинку локоны, это значит, что она
пребывает в волнении. – Так вот… Аннабель… - прикусив алую губку, нерешительно
продолжила Кончита. – Скажи мне… Когда тот, первый твой Бартоломео… Ну, когда
он засунул в тебя эту свою штуку… Тебе было очень больно?
- Больно это
не то слово, милая Кончита, не то. Больно было так, словно боль тысячи женщин
объединилась в одну! Вот как было больно!
- Ооо… И ты
терпела, милая? – ротик Кончиты округлился, она с жадным любопытством смотрела
на меня.
- Да. Я ведь
думала, он женится на мне, - просто ответила я.
- Ооо… Я
сейчас открою тебе одну тайну, Аннабель… Только поклянись, Аннабель, что эта
тайна умрёт вместе с тобой…
- Клянусь! –
горячо ответила я…