Лабух - страница 53

Шрифт
Интервал


– Пардон, а где вы служите?

– В Исполкоме.

– Что?! Только не говорите, что вы заведуете отделом пропаганды…

– Ну что вы, нет, конечно. Я – машинистка.

– Рад за вас. А какого черта вы поперлись к тайнику ночью?

– Днем я боюсь. Коллеги могут увидеть, как я достаю и вообще…

– А ночью, значит, не побоялись?

– Обычно там никого нет, кроме сторожа. А он спит…

– И что же пошло не так?

– Не смогла открыть дверь. Наверное, сторож запер её не на ключ, а на засов…

– Понятно. Но, почему одна?

– Коля, ты что, дурак? – возмутилась Вострикова. – Меня же в Спасове каждая собака знает! Мигом блатным донесут!

– Девки, я с вас млею. Наш девиз – слабоумие и отвага! Короче так. На сегодня всё, а завтра я приду в Исполком с саквояжем. На обратном пути унесу наш клад. В какое время там меньше всего народа?

– Во время обеда…

– Отлично!

– Но…

– Тс! – приложил палец к губам. – Командовать парадом буду я! А теперь всем спать!

[1] Маруха – подруга или любовница уголовника. (жарг.)

[2] Рыжьё – золото (жарг.)

Давно замечено, что утро в коммунальной квартире начинается не с кофе. Первыми встают женщины и тут же приступают к своим нескончаемым делам. Гремят посудой, обсуждают знакомых, ругаются между собой из-за каких-то мелочей. Следующими поднимаются их мужья, ворчат, курят вонючий самосад, после чего все вместе собираются на работу. К слову, завтрака, в привычном для меня понимании, никто не готовит. И дело тут не только в бедности, просто не принято и всё тут. Только чай, если повезёт, с хлебом, про сахар и говорить нечего. Даже «сахарин» – первый искусственный подсластитель, крайне редок и лишь иногда выдаётся по карточкам.

Перед уборной очередь, перед ванной тоже. Последнюю, кстати, некоторые несознательные личности хотели бы переоборудовать в ещё одну комнату. Ну а что, мыться можно в бане, стирать на кухне, и вообще, отдельная ванна – это буржуазная роскошь! Проталкивает эту идею, конечно же, моя монументальная соседка с родинкой на носу. Зовут её Капитолина Александровна Кривошеева, и когда-то она была женой швейцара. В Империалистическую его призвали на фронт, откуда он так и не вернулся.

Впрочем, безутешная вдова недолго предавалась своему горю. После революции, она резко стала активисткой и одной из первых переселилась из полуподвала в квартиру наверху, подвинув бывших владельцев. Потом перетащила туда же каких-то непонятных родственников, от родных сестёр, до двоюродных племянников с детьми. Затем ухитрилась расселить их по всему дому при очередном уплотнении. В общем, эдакая жилищная мафия на Средне-Русской возвышенности.