ПАШКИН. Боюсь.
СТРОНЦИЛЛОВ. Правильно делаете. Рассказать вам про ад, с картинками?
ПАШКИН. Не надо. Лучше давайте еще – про ангела…
СТРОНЦИЛЛОВ. Не ваше дело.
ПАШКИН. Хорошо. Тогда давайте про меня. Вы говорили – вроде есть возможности…
СТРОНЦИЛЛОВ. Говорил.
ПАШКИН. Так, может…
СТРОНЦИЛЛОВ. Может, может. Не суетитесь, Иван Андреевич. Договоримся. Зря я, что ли, битый час политинформацию вам делаю…
ПАШКИН. Спасибо! Вы мне с самого начала понравились.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну, вы субъект! (Смеется.)
ПАШКИН (с готовностью подхихикивая). А то! (Тянется к бутылке.) Еще?
Но бутылка уже пуста. Пашкин ставит ее под стол и лезет в холодильник.
ПАШКИН. Шампанского?
СТРОНЦИЛЛОВ. Мне – чуть-чуть.
ПАШКИН. Залакировать… (Наливает два стакана, доверительно.) Давайте – за дружбу!
СТРОНЦИЛЛОВ. Между нами, что ли?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не чокаясь.
Пьет. Включает радио, и в эфир врывается бодрое:
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди,
Вся жизнь впереди, надейся и жди!
ПАШКИН. Выключите это! Пожалуйста.
СТРОНЦИЛЛОВ. Извините.
Стронцилллов выключает радио. Пауза.
ПАШКИН. Расскажите мне.
СТРОНЦИЛЛОВ. Про условия содержания? Вот! – взрослый разговор, другое дело. Рассказываю. Решением первой инстанции вам было предписано смотреть вашу собственную жизнь. Многократно, до конца вечности, с замедленными повторами самых стыдных минут. Исправить ничего нельзя, попросить нельзя; закрыть глаза тоже нельзя, только смотреть… Безъязыкий дух в страдании. Но я в принципе договорился, и вашу сволочную жизнь вам покажут только один раз, причем самые стыдные минуты – на быстрой перемотке. Плюс к этому, по нашей дружбе, я попрошу, чтобы вам давали немного сна.
ПАШКИН. Зачем вы так сказали?
СТРОНЦИЛЛОВ. Как?
ПАШКИН. Про сволочную жизнь. У меня не сволочная жизнь… была.
СТРОНЦИЛЛОВ. А какая же, по-вашему?
ПАШКИН. По-разному было. Но хорошим человеком я тоже бывал.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот интересно. Это когда же?
ПАШКИН (подумав). В детстве.
СТРОНЦИЛЛОВ. Это когда кузнечикам лапки отрывали?
ПАШКИН. Нет. Когда отрывал лапки, я был дурак любознательный. А вот когда мама болела, я посуду мыл. Правда-правда. Мыл посуду и в магазин ходил. Жалко ее было.
СТРОНЦИЛЛОВ. Всё?
ПАШКИН. Нет. Еще за сестру в глаз дал однажды… одному. И другому дал. А еще – когда любил, был ничего себе… дурной. Сам удивлялся.
СТРОНЦИЛЛОВ. Жену любил?