Короче, я начал сомневаться, что сам повесился.
— Это каким же рукожопом надо быть, чтоб так… Ай, да срать!
Пошло оно! — поднялся я, чтобы найти выключатель и осмотреть
получше место несостоявшегося убийства. На дворе стояла ночь, на
мне были только трусы и носок. Почему-то один и ощущавшийся, как
заскорузлая портянка после марш-броска через болото летом.
— Мне бы хоть простыню и домашние тапочки, чтоб на улицу выйти.
— встав, охнул, чуть не свалившись. — Косплеить Добби. — тоненьким
голоском. — Хозяин даст Добби носок? — коротко хохотнул и добавил.
— Сам пошутил, сам посмеялся.
Ноги не держали, чувствовалась какая-то странная слабость и
головокружение. Когда стало получше, решил обойти мои хоромы.
Центрального освещения не обнаружил, зато нашёл фонарик, три
свечки и одну неисправную настольную лампу, соседка которой, а
точнее её обломки, лежали неподалёку от кресла. Видимо разбилась,
когда оно упало.
Жильё, если этот бомжатник можно так назвать, не внушало
оптимизма, хотя в мерцании ядовито-розового вообще сложно было
что-то различить.
— Да если бы я тут жил, я бы тоже захотел повеситься.
Зацепившись за эту мысль, я нахмурился и помчался искать ванную
комнату. Первое, что я увидел, была неглубокая ванна наполненная
розоватой водой с бурыми потёками по бортикам и второй задубевший
носок. Видимо пара того, что на мне. Вынув пробку и задернув штору,
я решил, что раз нет тела, то смысла волноваться тоже нет.
В идеально чистом зеркале отразилась донельзя удивленная помятая
рожа незнакомого мне человека. Но вот дикость, это была именно моя
рожа: она повторяла за мной все гримасы, жесты и по губам легко
читались все произнесённые слова.
— Ничего не понимаю…
Из зазеркалья на меня пялился ядовито-голубыми глазами бледный
до синевы неформал с разводами крови на теле и лице, и
всклокоченными ярко-бирюзовыми волосами на голове, сальным ёжиком
торчащим во все стороны. Видок был, как у зомби.
— С таких девочки-художницы обычно упырей модельной внешности
калякают. — поморщившись, сплюнул. — Педик какой-то. И что тебе не
так с такой-то мордой было?! Что ты решил самоубиться… — потянул за
щёки и еще покривлявшись, тяжко вздохнул. — Не дай Бог, реально
педрила, жопа-то теперь моя… Фу-у-у, бля…
Часа через полтора за окном посветлело настолько, что без
фонарика можно было рассмотреть всю комнату. Выяснилось, что за
диваном не абстрактная картина, а дверь в крошечную спальню с
кроватью, вторым креслом и комодом. То что я принял за мусор
оказалось упаковочной пленкой, кусками картонных коробок и грязной
одеждой в засохшей крови с лезвием канцелярского ножа перемазанного
в ней же.