Николя стоял со связанными руками.
Человек в кожанке что-то быстро писал, куря. На столе лежал маузер. Рядом стояли двое красноармейцев, которые привели на допрос Николя. Николя ожидал, что к нему обратятся с вопросами, но человек в кожанке молчал, продолжал писать.
«Гм, делает вид, что не замечает меня, – подумал Николя, – ладно, будем тоже делать вид, что мы не расстроены, спокойны и очень уверены в себе!»
Так в молчании прошло минут пять. Наконец, человек в кожанке поднял голову:
– Ах, привели белого? Н-ну?
– Что значит «ну»? – спросил Николя.
– Ну, каково тебе в сарае?
– Во-первых, попрошу мне не тыкать, а…
– А во-вторых, – перебил Николя человек в кожанке, вставая и грозя маузером, – хочу тебе сказать: здесь теперь мы хозяева! Мы теперь командуем буржуями!
– Именно из-за этого меня привели сюда?
– Нет, не только из-за этого. – Человек в кожанке сел, пристально глядя на Николя. – Знаешь, кто я?
– Нет. И знать не хочу.
– Только ты не груби! Не груби. Я комиссар Щеглов. Звать можешь меня Иваном Дмитричем.
Николя молчал.
– Ну, чего молчишь?
– А что я должен делать? Хотя бы сесть предложили.
– Сесть? – Щеглов захохотал. – А ты и так в сарае у меня сидишь.
Двое молодых красноармейцев тоже захохотали.
– Итак, как тебя зовут?
– Вы же знаете.
– Черт, как тебя зовут?
– Николя.
Щеглов поморщился:
– Фу, хватит нам ваших французских имен и французских словечек, господа буржуи!
Как по-русски тебя звали?
Николя удивился:
– Звали или зовут?
– Именно – звали, поскольку тебя скоро повесят. Нет, веревки нет, тебя расстреляют.
– Enfin… C’ est le mot.
– Чё ты мне бормочешь по-французски? – процедил сквозь зубы Щеглов. – Чай, не барышня я. О любви лепетать!
Двое красноармейцев захохотали.
– Ну, отвечай, как тебя зовут!
– Николай Воронцов.
– Может, сразу его в расход, Иван Дмитриевич? – предложил один из красноармейцев.
– Нет, пока нет.
– Кто был никем, тот встанет всем, – тихо напел известные слова революционной песни Николя.
– Да! Именно так! – победно провозгласил Щеглов, сверкая глазами. – Мы победим!
– Кто был нулем, останется нулем, – уточнил Николя, стараясь не смотреть на злое лицо комиссара.
– Что-о?! Да ты что себе позволяешь?!
– Как может нуль стать кем-то? Нуль, помноженный на тот же нуль, будет нуль. А вы в своем гимне идиотов…
Никогда еще в жизни не слышал Николя такого бешеного рева. Щеглов выпучил глаза так, что они, казалось, вот-вот вылезут из орбит, и покраснел: