Ни один мускул не дрогнул на лице Николя.
– Ну и выдержка у вас, ваше благородие, – прошептал Тимофей, вздыхая.
– Отвечай, когда тебя спрашивает комиссар Красной армии!
– А вы смотрите, как не раскрывает секретов офицер царской армии! – моментально произнес Николя, стискивая зубы.
После короткой паузы Щеглов распорядился зачем-то повернуть арестованных спинами к нему. Слышно было, как Щеглов уселся на стул, о чем-то говорил шепотом с красноармейцами.
– Ну, надумал что, капитан?
– Чего мне думать? – ответил Николя. – finisse, tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse.
– Чего ты балакаешь? Я буду стрелять, ну?
Однако Николя ничего не ответил комиссару.
Последовал выстрел. Николя и Тимофей продолжали стоять, как стояли.
– Развернуть их! – приказал Щеглов.
После того, как Николя и Тимофея поставили лицом в сторону Щеглова, они услышали признание комиссара:
– А я специально зарядил один холостой патрон. Чтобы над вами, белыми, подшутить. Пока вас не убьют. Пока!
Николя не выдержал и воскликнул:
– Подлец! Будешь гореть ты в аду!
– Хватит тут мне вспоминать об опиуме для народа, – обозлился Щеглов, кладя маузер на стол.
– Боже, царя храни! – неожиданно для всех запел с улыбкой Тимофей,
– Славному долги дни.
Дай на земли, дай на земли
Гордых смирителю
Щеглов заорал:
– Молчать! Прекратить пение!
Однако Тимофей бесстрашно продолжал петь:
– Слабых хранителю
Всех утешителю
Все ниспошли!
Перводержавную
Русь Православную
Боже, Царя, Царя храни!
Щеглов выстрелил из маузера в воздух. Тимофей прекратил пение.
– Увести их в сарай и запереть! – приказал Щеглов.
Николя и Тимофей снова оказались в сарае, их оставили там со связанными руками.
– Ну, что теперь будем делать, ваше благородие? – тихо спросил Тимофей после длительного молчания.
Николя призадумался, ответил, вздыхая:
– То только бог ведает…
– Бог? Почему же он терпит издевательства этих красных?
Николя предположил:
– Он слишком терпелив, наш бог… Слишком…
– Но почему так терпелив?!
– Он смотрит сверху на нас, а мы деремся, воюем… Как тут с нами быть? Вот ты спрашивал, что нас ждет? Ждет, как полагаю, смерть…
При слове «смерть» Тимофей шумно вздрогнул, печально сказав:
– Даже перекреститься нельзя – руки, гады, связали…
– Терпи, Тимофей.
– Да, – согласился фельдфебель, – Иисус терпел и нам велел.
А Николя продолжал: