Развод, любовь, наследник - страница 3
***Мама встречает нас в прихожей. За те недели, что мы не виделись, она, кажется, еще сильнее ссутулилась, поседела и поправилась. Открыв нам дверь, она смотрит искоса на меня, чемоданы, и только потом останавливает тяжелый взгляд на Юле.- Это где так замаралась?- На улице, - уныло сообщаю я, словно это я испачкалась в проклятой луже. – По воде бегала.- Ох, никакого воспитания… - бормочет мама, и открывает дверь шире. – Ну проходите, нечего пороги обивать.После таких слов мне заходить хочется еще меньше. Я снова чувствую себя провинившейся школьницей четырнадцати лет, загулявшей допоздна, которую «родители с милицией искали». Глаза больно обжигают слезы. Опустив голову, я переобуваюсь в пушистые тапки и помогаю Юле снять обувь. Мама стоит неподалеку, наблюдая, с мрачным видом поджимает губы и ничего не говорит. - В ванную иди, радость моя, - тепло говорит она внучке. Включает свет и открывает дверь. А потом поворачивается ко мне и качает головой. – Вся в тебя девчонка пошла. Такая же бесшабашная и некультурная. Даже не поздоровалась с бабушкой.- Мама, хватит.- А что сразу хватит-то? Кто ж кроме матери тебе правду скажет?Старая, заезженная песня.Я ничего не говорю в ответ, просто подавляю боль в груди и расстегиваю пальтишко Ули. Верхние пуговицы слишком тугие для детских неумелых пальцев.- Мелкая моторика не работает, - вздыхает мама.Стараюсь не обращать внимания. Бесполезно нервничать. Пока помогаю Ульяне, Юля приходит из ванной и отдает мне грязные колготки. Ничего, отстираю, а ботинки дочки высохнут. С улыбкой я провожаю девочек в детскую комнату, где сама жила, и начинаю расстегивать молнию на спортивной сумке. Игрушки, одежда, обувь…- Нина, кто там? – из комнаты слева выглядывает отец.- Оксана пришла с детьми. Выйди хоть, поздоровайся. Внуков сколько времени не видел.- Ага… Здравствуй, дочь!Из комнаты слышен звук телевизора. Говорит спортивный комментатор. Отец смотрит футбольный матч. Я невольно улыбаюсь. - Чего веселишься? – мать качает головой. – Пойдем на кухню, расскажешь все. Я не могу не улыбаться, когда мне плохо и больно. Имитация радость отвлекает от тяжести в душе, а потом замечаешь что-нибудь хорошее или красивое, и грустить уже не хочется. Мама не такая. Ей проще выстрадать как следует, заразив этим страданием побольше окружающих. А лучше членов семьи. Бабушка была еще хуже, но я не могу винить ни ту, ни другую. Они прожили свои жизни, как смогли.Старенькая родительская кухня не поменялась. Родители наотрез отказывались от ремонта, когда у нас самих с Сергеем не было денег, чтобы им помочь, и еще яростнее, когда они появились. Папа говорил, что всю жизнь прожил со старой советской плитой и при старых советских обоях в цветочек, выгоревших на солнце. А мама отвечала, что молодым надо использовать все возможности и жить для себя, пока эти возможности есть.Поэтому я не могу ее ругать за ее разговоры. Может, в чем-то она и права, может, я никудышная мать, никудышная жена, и даже в карьере не очень-то состоялась. Сажусь за стол, мама ставит на него чайник и чашки из сервиза. В отличие от многих пенсионеров она не бережет красивую посуду. - Рассказывай.И тут меня прорывает.Я выкладываю от и до. Внезапное заявление Сергея, признание в неверности, обвинение в неверности меня. Слезы льются ручьями, я закрываю лицо руками и никак не могу успокоиться.- Ну хватит сырость разводить, - грубовато советует мама, подвигая ко мне чашку с крепким чаем. – Зефир или шоколад будешь?- Зефир… Фигуру берегу… - всхлипываю я, и беру белую красивую сладость. Мама садится напротив меня, отпивает чай, морщится и добавляет три ложки сахара. Потом глубоко задумывается. На ее лбу собираются многочисленные складки и морщины. - Вот, что дочка. Ты прости, но мы с отцом никак помочь не сможем. - Почему?Чашка дрожит в моих руках, я ставлю ее на стол. Мать вздыхает.- Мы Веронике деньги посылаем в Москву.Вероника – моя младшая сестра, о которой я стараюсь не вспоминать. Она пошла характером в маму, я в отца, и поэтому именно она была любимицей. Поступила в московский вуз благодаря маминой взятке, а не хорошо сданным экзаменам. И, конечно же, сейчас ей требуется помощь родителей. А я – так называемая пробная дочь. Меня не жалко. Если перечислять все фокусы Вероники, которые та устраивала в последние годы, книги не хватит. Но мама, посвятившая жизнь педагогике, осталась уверенной, что только тот, кто получило достойное высшее образование, достоин ее любви и уважения. Мои же беременность и брак посреди учебного процесса радости и восторга у нее не вызвали.- Ладно, - выдохнула я вместо возражения и возмущений. – Можно мы тогда до утра перекантуемся?- Без проблем, - она снова отпила чаю. – Хоть еще неделю. Но не больше. А то отец опять в запой уйдет, не дай Бог, - она приложила пальцы к глазам, - а тут дети. Сама понимаешь.Да, я все понимала. Но кто бы понял меня!