– Не-е-т. Неужели ты думаешь, я оставлю тебя одну, хоть на
секунду? – зарубил он на корню мою надежду.
Можно было и не сомневаться, извращенец долбанный! Переодеться
было необходимо. Мирон прав, ни к чему мне ехать в рваном
платье.
Господи, это было настолько же унизительно, как чувствовать
внутри себя пальцы Мирона. Он сейчас меня не трогал, просто
смотрел, причём вообще без интереса, как будто я часть мебели.
Сложив руки на груди, он просто ждал и, казалось, терял терпение
оттого, как долго я вожусь.
А повозиться пришлось. Чтобы не терять остатки гордости, сначала
я натянула на себя штаны, не снимая платья. Таким образом, нижняя
часть тела осталась прикрытой. А вот верх...
То ли замок сломался, то ли его заело. Стоя спиной к Мирону, я
пыхтела, заведя руки за спину, но он ни в какую не поддавался!
– Стой смирно! – раздался голос Мирона прямо над моим ухом.
Я подпрыгнула от неожиданности, а потом замерла, чувствуя, как
платье на спине разъезжается в стороны. Он снова стоял слишком
близко, обдавая меня своим запахом, наводящим ужас.
– Столько возни с тобой, – раздражённо сказал он мне в затылок.
– Давай быстрее, Ульяна! Ты испытываешь мою доброту на
прочность!
У него есть доброта? Ага, конечно!
Повторять не было нужды. Молниеносно я скинула платье, точнее
то, что от него осталось и набросила на себя также быстро
кофту.
– Я готова, – несмело обернулась я к Мирону.
– Шампунь.
– Что?
– Ты забыла шампунь, – напомнил он, посмотрев на меня, как
недоразумение.
– Ах, да... – виновато вздохнула я. – Он в ванной.
Выскочив пулей из гардеробной, я побежала за косметикой. Сгребла
в мусорный пакет все, что под руку попалось. В тумбочке в ванной я
обнаружила перцовый баллончик. Сомнений в том, что он мне тоже
пригодится, не было. Спрятав его в пачке прокладок, я почувствовала
себя чуточку уверенней. Какой-то там баллончик не поможет мне
отбиться от шайки Мирона, но всё же...
Раз Мирон позволил мне всё это взять, значит, я буду жить в
нормальных человеческих условиях?
Ни фига это не значит, зря я себя успокаиваю, но надежда умирает
последней.
Что же со мной будет, господи?
Папа решил проводить нас до машины. Он смыл кровь с лица, но всё
равно на него было больно смотреть.
– Я надеюсь на твою порядочность, Мирон, – сказал папа, пока мы
шли к воротам. – Я могу быть уверен, что с моей девочкой ничего не
случится?