Многие вздохнули с облегчением – не предал. Не перешел на сторону противника. Остался верен присяге.
Разумеется, по возвращении в страну нелегалу предстоит еще многоступенчатая углубленная проверка. Юлиан Семенов в одном из своих романов описывал нечеловеческие страдания Штирлица-Исаева, томящегося в советской тюрьме после окончания войны. Типа, был такой злюка и бука Берия, которого хлебом не корми, а дай только кого-нибудь посадить или расстрелять. Вот он, реализуя свои порочные наклонности и пристрастия, и отрывался по полной на несчастном безответном Штирлице. И то ли не знал советский детективщик, то ли просто не счел нужным сказать, что процедура проверки – это вполне нормальное явление для агента, вернувшегося «с холода». То есть с нелегальной работы.
Такие агенты, как правило, – одиночки. То есть организация плотного контроля по месту работы исключена. И кто его знает, в чьих он там интересах работает?.. Может, уже пашет, как трудолюбивый колхозник, от зари до зари, сразу на три или четыре разведки, кует по-тихому бабло, снабжая Отечество профессионально сфабрикованной «дезой»?.. И на Родину вышел не по своей воле, а выполняя задание нового командования, для глубокого внедрения в службу разведки. Всяко, знаете ли, бывает…
Значит, по выходу – проверять, проверять и еще раз проверять. И не всегда это делается в белых перчатках и с реверансами. Проверка обязательна даже в тех случаях, если прямых оснований для подозрений нет. И вообще, тот, кто занимается ею, изначально видит в проверяемом предателя. Иначе будет не рыть, а искать причины, по которым этого делать не следует. Сможет доказать предательство – хорошо. Справился с поставленной задачей. Не доказал… «Повезло тебе, сволочь». Лучше, как говорится, перебдеть, чем потом десятками менять «спалившихся» агентов на кого ни попадя. Или срочно выводить годами внедряемых на представляющие определенный интерес объекты людей. Так что Штирлиц еще благодарить должен того же паскудника Берию. Просто в тюрьме подержал, зубы маленько проредил… А ведь могли, особо не заморачиваясь, и расстрелять где-нибудь в подвале. Времена-то простые были, безыскусные. Да и послевоенная неразбериха… Тем более что было за что.
И не надо утверждать, что автор совсем уже заврался. Штирлиц – он ведь не только чемоданчик радистке Кэт подносил да красиво по Родине грустил. Он ведь еще и на немцев работал. Причем «на» тут лишнее совсем. Он и был немцем. Эсэсовцем. Думал, как немец, жил, как немец, поступал, как немец… Иначе нельзя – провал неизбежен. Значит, надо понимать так, что на каком-то уровне своей карьеры ему приходилось принимать решения или совершать поступки, которые могут быть уверенно отнесены к разряду «военных преступлений». Тем более что и организация, активным членом в которой он состоял, была объявлена преступной.