– Вашей дочери нужно постараться, чтобы заполучить его, – с кислым лицом говорила миссис Эварт ее подруга и соперница в делах благотворительности миссис Хедвич. – В прошлом году, когда мистер Лонгсдейл приехал из Германии, объектом его ухаживаний считалась мисс Дримуэй, своими белокурыми волосами и полной фигурой, несомненно, напоминавшая ему о немках. Но из этого так ничего и не вышло, он опять уехал, на этот раз во Францию.
– И что ж из того? – с досадой отвечала миссис Эварт. – Не думаете же вы, что мистер Лонгсдейл в этом году непременно должен ухаживать за смуглыми черноволосыми девушками?
– Как знать, – усмехнулась миссис Хедвич, чьи две дочери были как раз брюнетками с оливковой кожей.
Миссис Эварт предпочла не отвечать, боясь оказаться втянутой в спор и проиграть. Ей оставалось утешать себя тем, что мистер Лонгсдейл, если и не женится на Белинде, привлечет к ней внимание других блестящих кавалеров, всегда готовых вступить в соперничество за один лишь нежный взгляд.
Что думала о мистере Лонгсдейле сама Белинда, пока оставалось неизвестным даже ее матери. Девушка обижалась на любой, даже малейший намек на свою влюбленность в этого джентльмена, но наряжалась особенно тщательно, если знала, что среди приглашенных на вечер есть и мистер Лонгсдейл.
Свои капризы и вспышки дурного настроения Белинда скрывала в стенах родного дома, а в обществе вела себя именно так, как требовали приличия. Она не была окружена толпой поклонников, но и не сидела на расставленных вдоль стен стульях, пока другие девушки танцевали. И мистер Лонгсдейл обязательно просил мисс Эварт протанцевать с ним, а потом пройтись по зале и попробовать пирожных.
– За прошедшие два месяца ты виделась с мистером Лонгсдейлом одиннадцать раз, – сообщила дочери миссис Эварт как раз накануне того дня, когда получила письмо от преподобного Тиндалла. – О чем он говорил с тобой, когда вы осматривали оранжерею миссис Хедвич?
– О растениях, мама, – немного ворчливо ответила Белинда, ей не хотелось признаваться, что она гораздо охотнее выслушивала комплименты мистера Лонгсдейла, чем его же лекцию о тропической флоре.
– И все? Он не намекал, что намерен остепениться, перестать уезжать во Францию всякий раз, как ему станет скучно? Не вздыхал и не сетовал, что в его доме до сих пор нет хозяйки? – миссис Эварт оказалась бы счастлива услышать утвердительный ответ, и Белинда охотно дала бы его, будь это правдой.