Я взглянула на большие настенные часы — начало десятого, еще
учиться и учиться. На чем я там остановилась?
Утром реальность обрушилась на меня, придавив к постели, с
которой до ужаса не хотелось вставать. За окном ранняя рань, но
эклеры и булочки закончились, и больше есть нечего. Последние
тридцать пять марок стоило поберечь на самый черный день, который
непременно скоро наступит, и пойти давиться бесплатным студенческим
завтраком.
В столовой, вопреки моим ожиданиям, было многолюдно. Все
толкались с подносами, шумели, искали свободные столики. Я
растерялась посреди этого безобразия, не привыкла к подобным
условиям. В кафетерии все чинно и красиво, не то что здесь. Стоило
какому-то столику освободиться, к нему сразу неслись со всех
сторон, а потом отчаянно ругались, кто же успел первым поставить
поднос. К такому меня жизнь не готовила.
Я осторожно пробралась к раздаточной, взяла поднос, на который
тут же водрузили тарелку каши, хлеб с маслом и какао. С подносом
долго кружила и лавировала по залу, но свободных столиков не
нашлось, подсаживаться к кому-то не хотелось, как и отвоевывать
себе место. Поэтому я устроилась на подоконнике, решив, что так
даже лучше.
Несколько раз я замечала в зале тех однокурсников, для которых
студенческая столовая — обычное дело. Они меня тоже замечали,
шушукались и пальцем показывали. А ведь это только начало. Поэтому
я быстро и без удовольствия доела кашу, запила какао, подхватила
сумку с учебниками и тетрадями и пришла в аудиторию одной из
первых. Здесь мне тоже удивились, как и тому, что я села не
подальше на задние ряды, как делала всегда, а устроилась на первой
парте.
Однокурсники прибывали, некоторые спотыкались на пороге, заметив
меня на первой парте со стопкой учебников. Да, вот так я стремлюсь
к знаниям. И предмет из моих «любимых» — алхимия и зельеварение,
над которыми я вчера билась. Надеюсь, не зря.
Местор Торел тоже удивленно поднял брови, увидев, кто сидит
впереди на его предмете. Рядом со мной образовалось свободное
пространство, садиться рядом никто не спешил, и я старалась
полностью эмпатически закрыться от чужих эмоций, но сделать это не
так-то легко. Я сегодня была в центре внимания. По-моему, в
аудитории не осталось ни одного человека, не посмотревшего на меня.
Волны чужих эмоций накатывали, и мой щит с функцией волнореза не
справлялся. От напряжения начала болеть голова.