На самом деле я вполне успевал, если идти достаточно быстро.
Отправив сообщение, я не слишком надеялся, что «волки» сделают
уступку и согласятся подождать до десяти. Кстати, проговорил я это
послание намеренно жалобным, напуганным голосом. Почему бы не
сыграть сейчас напуганную овечку, если это окажется выгодным? К
моему удивлению тот же грубый и резкий голос ответил почти сразу –
раньше, чем я свернул на улицу, ведущую в Шалаши:
«Ты не идиотничай! Если взбредет обратиться в полицию или
привести кого-то с собой, мы порежем эту бл*дь на куски! Сразу, как
увидим кого-то кроме тебя! Уяснил, тупой сученок?! Чтобы был здесь
не позже полдесятого! Все, сука! Это окончательный срок! Ни минутой
позже!».
Вот и чудесно, выиграл полчаса. Сейчас время становилось
важнейшим фактором успеха. Оно позволяло разведать местность и
наметить план действий. И как жаль, что у меня не было шаблона
«Невидимость». В свое время я его делал и немного практиковал, но
эта техника у меня никогда не получалась достаточно хорошо. А в
ночное время при ее использовании мое тело издавало предательское
свечение, с которым я до сих пор не научился бороться. Да, да, даже
у Астерия – многоопытного мага, достигшего вершин во многих
трансцендентных школах и направления, что-то иногда не получается
или идет со значительным трудом. Но я не глупец, чтобы
расстраиваться этому, потому что знаю, без неудач вкус побед
становится пресным.
С Каменной, огибавшей нашу школу, до Шалашей оставалось меньше
полукилометра. Отсюда, с небольшого возвышения весь заброшенный
район выглядел в ночи как черное пятно в юго-западной части
столицы. В то время как остальная Москва пылала множеством огней:
ярко выделялись свечи башен и высоток, бесконечными потоком текли
живыми огоньками эрмимобили по мостам и проспектам, в ночном небе
точно огромные звезды проплывали виманы. Шалаши ночью не были
полностью мертвы: кое-где виднелись огни костров, мерцали редкие
искры лампад в некоторых окнах. В этом районе, со сносом которого
градоначальник затягивал, ютились всякие бездомные бродяги и темные
личности, скрывавшиеся по разным причинам от благополучного
мира.
Одним из бродяг на ближайший час-полтора предстояло стать мне.
Отойдя в темный угол дальше от фонарей, я снял новую кожанку, убрал
ее в сумку взамен надел жилет, повязал коричневый галстук. Сверху
накинул потрепанный сюртук, намеренно надорвал его на видном месте,
на голову натянул мятую шляпу с кокардой службы муниципальных
извозчиков и активировал заготовку «Бродяга». Теперь даже Елена
Викторовна при свете дня не признала бы во мне графа Елецкого: на
вид мне было лет шестьдесят, седые волосы, тусклые глаза,
морщинистое лицо, отдаленно напоминавшее нашего дворецкого.