Отец удовлетворенно кивнул, а после
снисходительно на меня посмотрел. Я решила чуть подыграть ему.
— Как же ты все это разузнал?
— У меня свои источники. И им я
доверяю.
Ну да. В отличие от родной
дочери.
Следующий вопрос не хотелось
произносить, но он просто жег язык.
— Настолько доверяешь, что согласен с
тем, что меня подставили?
Лучше пожалею, что спросила, чем буду
корить себя, так и не узнав ответа.
Отец задумался.
— Да, это выглядит правдоподобно.
Кто-то подменил препараты, рисковал, конечно, но, видимо, это того
стоило в его понимании. Думаю, твой язык все же принес тебе парочку
врагов в вашей среде, наверняка. — Я скрипнула зубами. — Но все это
снимает с тебя только умышленное причинение вреда. А вот халатность
никуда не делась.
Вот же непрошибаемый! Признать, что
был неправ, извиниться перед дочерью? Нет, слишком жирно для нее
будет. Все равно найти в чем обвинить — всегда пожалуйста.
Ни тогда, ни сейчас я не просила,
чтобы он походатайствовал за меня перед Комиссией. Хотя у него и
были ресурсы, авторитет. Мне всего лишь было нужно, чтобы отец
понял, что его дочь — не взбалмошное чудовище. Понял и больше не
ставил мне это в вину. Но нет, признавать своих ошибок он не
собирался.
— Что ж, — произнесла я, хлопнув по
столу. Чашки звякнули. — Премного благодарна, что поделился со мной
информацией. Приму к сведению. На этом позволь откланяться.
Я поднялась и поторопилась к выходу.
Суровый оклик: «Мирелла! Мы не договорили!», меня не остановил.
Напротив выхода стоял экипаж, из окна
которого выглядывала маменька.
— Поговорили? Вот и чудесно, —
прощебетала она. Распахнула дверцу и пригласила меня: —
Поехали.
— Как. Ты. Могла. — отчеканила я. —Я
же тебя просила.
— Вы оба — жуткие упрямцы, —
отмахнулась она. — И вместо того, чтобы просто поговорить,
пытаетесь переиграть друг друга — кто упёртее.
— Нет, мама. Я никого не хочу
переиграть. Я всего лишь хочу, чтобы со мной считались.
— Не говори глупостей, — вздохнула
она. — И поехали домой. Следователя твоего отец предупредит.
— Разумеется, — буркнула я.
И пошла прочь.
Мать в отличие от отца, ничего
кричать мне вслед не стала. Это ведь ниже ее достоинства.
А я шла по улице, гонимая злостью и
горькими слезами, которые нет-нет, да и катились по щекам.
Всю дорогу к служебной квартире мне
не давали покоя мысли, как ни странно, не только о родителях. К
этой давней обиде я уже настолько привыкла, что легко запихивала ее
подальше в сундук подсознания, или где они там хранятся. Достану и
разберу их тогда, когда появится возможность, если это вообще
случится.