Бабушка повторяла, что Бог дал, что же делать. Будем жить.
Держись, родная.
И учила внучку: как ухаживать за сыном так, чтобы не было
пролежней, опрелостей. Придумывала, как и чем кормить. Делала
массаж. Возила гулять, чтобы Надя могла днем отключиться и если не
выспаться, то немного подремать.
На нервной почве Надя стала лысеть, покрылась аллергическими
пятнами. Та еще красота.
Кирилл забегал раз в неделю. Давал денег. Привозил продукты. И
вылетал за дверь чуть не вместе с косяком.
Надя рыдала.
Бабушка успокаивала.
-Он правильный, добрый. Просто не может смириться. Ты его
пожалей.
-Я?? Его??
-Ему труднее это принять.
-Почему?
-Балованный, любимый. Ты в стороне в семье стояла. С краю. А ему
все в руки давали. Вы по-разному жили.
-И что?
-Ты закаленная. А он не понимает такого удара судьбы. Не готов.
Но ведь не гнилым вырос. Хорошим! Справится.
-Ох.
-Девочка моя. Ты как ива, рыдаешь, скрипишь, гнешься. А мужика,
как большой дуб, такая беда пополам ломает.
Как-то под вечер бабушка уже ускакала к себе. Надя уложила сына
спать. Сидела за машинкой. Она сильно похудела. Вся одежда
болталась, как на швабре – взялась ушить юбку и джинсы.
Кирилл забежал с пакетами. Надя не укоряла. Не плакала. Убрала
еду в холодильник. Спросила, не хочет ли чаю.
Он кивнул.
-Может, тогда поужинаешь?
Кирилл опять согласился. А надо сказать, он не ел и не оставался
дома с двух месяцев жизни Леши. Когда ушел по-настоящему. То есть
уже полгода.
Надя вспомнила, все, что бабушка говорила о Кирилле. Что ему
больно и страшно, но не показывает. Что он порядочный парень, но не
справляется с этой бедой. Что орать на него нельзя. Даже если очень
хочется.
Надя налила борщ. Нарезала помидоры. И брякнула что-то
вроде…
-Бедный мой.
Кирилла прорвало. Он не плакал, хрипел, как умирающий зверь.
Тряс башкой, смахивая с лица слезы. Надя подкралась со спины.
Обняла. Прижалась щекой к макушке.
Успокоившись, он все же поел. Даже попросил добавки. Долго
молчал. Потом поцеловал жену в щеку и пошел к двери.
Надя следом. У нее сердце обрывалось от каждого его шага. Но не
упрекала.
И он остановился. Спросил, не поворачиваясь.
-А если не справлюсь? И все равно сбегу? Через день? Через
два?
Надя снова прижалась к широкой спине. Обняла.
-Значит, сбежишь.
Он уходил еще раз пять. Он метался между жизнью свободной легкой
и с Надей, с больным сыном - около года.