Певица обнаружилась не сразу. Я протопала по дорожке, выложенной щербатой плиткой, миновала несколько яблонь, щедро усеянных красно-полосатыми яблоками и вышла к небольшой полянке, в центре которой, в шезлонге, сидела пожилая дама и насмешливо смотрела на меня ясными глазами чудесного янтарного цвета.
Удивилась про себя:
“Это и есть хозяйка дома? Полоумная грымза?”
Как зовут хозяйку я позабыла, но на грымзу пожилая женщина не походила ни капли. Дама была одета в яркую ветровку, в удобные светлые треники, на ногах белые кроссовки и полосатые носки. На голове красовалась бейсболка с эмблемой NY. Лицо свежее, кожа белая холеная, каштановые волосы с рыжеватым отливом закрыты кепкой, но видно, что они уложены. В суховатых пальцах с розовыми ногтями дама держала бокал с белым вином. На маленьком столике красовалась ваза с полосатыми яблоками, небрежно валялся мобильник и стояла портативная аудиоколонка, орущая хит группы “Ленинград”.
“Какая необычная старуха! - Удивилась я и тут же поправилась. “Необычная дама, а не старуха!”
- Альбертина Арнольдовна! - представилась дама, внимательно разглядывая меня.
Звук на колонке она все же убавила.
“Ну и имечко, фиг запомнишь!”
- Называй меня - Берта, - смилостивилась хозяйка, как будто прочитав мои мысли.
Кивнула:
- Я - Ирина. Очень приятно познакомиться!
- Лжешь! - Бесцеремонно заявила Берта.
Вытаращилась на нее:
- Что?
- То! Ничего тебе не приятно познакомиться. Скорее всего ты предавалась бесплодным сожалениям о своей нелегкой судьбе, а я тебе помешала.
“Как она догадалась?”
- Элементарно! - Воскликнула Берта. - У тебя такой жалостный, всклокоченный вид. Ах, я бедный котик, пожалейте меня!
Ощетинилась:
- А может быть, у меня и вправду горе случилось? Может быть, я и есть бедный котик! Жалеть меня не надо, просто не мешайте…
- Не мешать? - Расхохоталась Берта. - Это мой дом! Что хочу, то и делаю. Не нравится - убирайся!
Мне надо было обидеться, прыгнуть в машину и уехать от нахальной старухи, но сил совсем не было. Я проехала половину страны, устала и мечтала лишь о покое. Израненной душе требовался отдых, рана так саднила, так мучила меня, постоянно грызла и точила непрекращающейся болью. Гордо бежать я не могла. Вообще ничего не могла. Я боролась со слезами, очень хотелось разреветься, не стесняясь жестокой старухи, Можно было уйти к себе, но запереться совсем одной в пустой комнате, я тоже не хотела.