— Милах, давай, я тебе потом всё объясню? А сейчас просто делай,
что говорю — прошвырнись с ней по магазинам. Ну? Это же не
сложно?
— А деньги? Снова она будет водить меня за ручку, как бедную
родственницу? Не очень-то, знаешь ли…
— Так, я что-то не понял, тебе что, для того, чтобы купить
шампунь, мыло и какую-нибудь шмотку, мало того, что я оставил?
— Не знаю… — я ведь действительно не смотрела сколько там.
Вытащила плотненькую хрусткую стопочку пятидесятитысячных и
охренела… Нервно вздохнула. — Ну… пожалуй, хватит…
— Тогда давай, время поджимает.
— Стой! А где эта комиссионка?
— Ну, Милах, ну-у-у… — в голосе его сквознуло раздражение. —
Включи мозги, а? Язык до Киева доведёт! Всё, давай, я просто горю
уже, времени — в обрез!
— Подожди! А когда ты приедешь?
— Позже. Всё, давай! Привет тебе от Медведя. — И отключился.
Но буквально через пару минут телефон затрезвонил снова.
— И это, про больничку и тем более, про то, что участвовала в
заварушке помалкивай, угу? И, само собой, до дома она тебя не
подвозит. Ну давай, Милаха, скучаю — просто атас! Как освобожусь,
сразу к тебе.
Я положила трубку, растерянно глянула на деньги в руке:
навскидку — миллиона полтора, точно. Даже страшно как-то. А ещё —
кто бы мог подумать, что предложение прошвырнуться по магазинам, да
ещё и с полным карманом бабла, может вызвать у меня такое
отторжение?
***
Боярская тоже не была в восторге. Отмалчивалась, задумчиво
стреляя взглядом по зеркалам, а на остановках перед светофором
разглядывала свой перстень. Сколько, она говорила, ей? Тридцать
три? Зашибись подружка, блин.
Ехали в ЦУМ. В принципе, здесь, в центре, всё на одном пятачке и
можно было бы и пешком пройтись, а так — дольше кружились, пытаясь
припарковаться поближе ко входу. Да ещё и в тягостном молчании.
Но когда пошли по отделам, то слово за слово — и завязалась
болтовня о всякой ерунде. Боярской нравилось блистать
осведомлённостью, поучать меня и вообще, демонстрировать своё
превосходство. Я бесилась до нервного тика, но подыгрывала. А потом
оказалось, вдруг, что если бы не она, то вместо шёлкового халата и
домашних шлёпанцев на небольшом каблучке и с забавными меховыми
помпонами на носиках, я накупила бы всякой херни, типа вьетнамских
одноразовых тапок и пёстрого халата из сопливого бархата с
застёжкой на измятую волнами молнию. Ольга, конечно, упивалась
своей крутостью: закатывала глаза, презрительно морщила нос и почти
любой мой выбор коротко оценивала как «отстой» но, положа руку на
сердце — у неё было чему поучиться. Я смотрела на неё украдкой и
невольно перенимала манеру держаться с продавцами, так это, слегка
свысока, но в то же время вежливо. Почему-то в этом виделась
какая-то гармония, становилось очевидно, что это продавцы для
покупателя, а не наоборот.