За столетие Стрешнёвы выстроили несколько каменных и деревянных
домов, сейчас объединённых в один «С» образный комплекс, прикрытый
со всех сторон высоченным забором. Крепость целая. Карета
остановилась перед воротами, и их ни в какую не хотели слуги, в
кафтанах с золотым шитьём, открывать. Болен, дескать, Андрей
Иванович и никого не принимает. Пришлось Ивану Яковлевичу выйти и
дать указание Ивану Салтыкову, посланному с ним императрицей, силу
применить. Преображенцы прикладами дворню разогнали и ворота
открыли. Двое новых дуболомов всё в тех же коричневых шитых золотом
кафтанах и на крыльце пытались грудью петушиной встать на защиту
«неприкосновенности жилища», но один получил прикладом в грудь
золотом шитую, а второй пинок от Ивана в область болезненную и
оставили свою глупую затею. Но вообще, надо отдать парням должное,
до последнего пытались препятствовать проникновению «супостатов» –
гостей незваных. И видели же мундиры Преображенского полка. Либо
дураки, либо смельчаки.
Следующей преградой на пути Брехта встала жена Андрея Ивановича
– Марфа Ивановна – статс-дама новой императрицы. Брехт начал
закипать. Он вообще – холерик, а тут столько приключений за одно
утро.
- Извините, Марфа Ивановна, – выслушав гневную отповедь про
болезнь несчастного Остермана, проговорил Иван Яковлевич, после
чего взяв статс-даму за талию, приподнял её легко и переместил с
плацдарма перед дверью на метр вправо. Пока Марфа визжала, Брехт
открыл тяжёлую и огромную дубовую дверь и вторгся в
«больничку».
Дверь дёрнулась, видимо жена решила, как и слуги, оборонять
Остермана до последнего, но Брехт её придержал с этой стороны и
разглядев в полумраке лежащего на кровати в перинах и подушках
вице-канцлера попросил.
- Андрей Иванович, успокойте домочадцев, я не арестовывать вас
прибыл, а наоборот хочу милость монаршую до вас донести. Так
сказать, посланец добрых вестей. Поговорим, и я уйду, а вы болейте
себе. Хоть всю оставшуюся жизнь. А дела тогда мы без вас делать
будем. Работу работать. – После чего Иван Яковлевич отпустил дверь.
В комнату тут же ворвалась жена, да не одна, а неизвестно откуда
взявшимся мальчиком лет пяти. Женщина голосила, мальчик плакал.
- Марфа Ивановна, дай нам с господином Бироном поговорить. И
винца рейнского принеси. Сладенького. И клюковки мочёной. Любите
винцо, Иван Яковлевич?