Вей прижался лицом к шелку ве-лой и
несколько раз вдохнул и выдохнул. А когда отстранился, на ткани
остались мокрые пятна.
Снаружи донесся запах еды,
показавшийся ему невероятно вкусным – что он там успевал поесть за
эти дни? Но Вей сел на циновку, скрестив ноги, закрыл глаза, и
мысленно позвал отца. Цэй Ши, будущий император, откликнулся сразу.
Словно ждал этого все это время.
«Я счастлив слышать тебя, сын, -
раздался его голос в голове. – Мое сердце просит поговорить с тобой
сейчас, ибо я знаю, что именно ты проводил моего отца и твоего деда
в последний путь. Я хочу знать, как ты жил все это время, и чтобы
ты знал, как мы ждем тебя. Но сначала я должен закончить траурную
церемонию памяти Хань Ши. Отдохни. Я приду к тебе в сон через пару
часов».
«Я не могу спать, потому что я должен
уйти в Тафию, отец, - ответил Вей сдержанно. – Ты знаешь, что я
обещал Мастеру защищать его жену, знаешь, что дед предсказал, что
последний портал откроется, когда пройдут шесть суток после его
смерти. Остались сутки. И теперь я знаю, что портал откроется в
Тафии, в храме Триединого. Я должен идти туда – там не только жена
Мастера, но и простые люди, к которым я… привязался. Сейчас во мне
есть силы призвать равновесника, достаточно большого для того,
чтобы отнести меня».
Цэй Ши помолчал.
«Ты ведь не будешь принуждать меня
остаться, отец?», - спросил Вей Ши, готовый защищаться.
«Нет, сын, - ответил будущий
император. – Если твой путь сейчас – путь воина, кто я, чтобы
препятствовать ему? Дед пытался, и все же ты на поле боя. Об одном
прошу – подожди, пока я освобожусь. Клянусь, что не буду запрещать
тебе. И помогу. Раз один из Ши дал обещание, он должен его
исполнить. Я закончу церемонию, затем мне нужно сходить к Колодцу:
пусть я не коронован, но моя кровь тоже ему по вкусу. Клянусь, к
утру ты будешь в Тафии. А сейчас отдохни. Силы тебе
пригодятся».
Вей открыл глаза, покачнулся – все же
он бесконечно вымотался за эти долгие дни боев. Выглянул из
палатки, поднял оставленный у порога поднос с дымящимся чайничком,
рисовой кашей и консервированным мясом, и поужинал так, будто это
была лучшая еда в жизни.
А затем лег на бок на циновке,
накинув на себя дедов ве-лой, и прикорнул, строго-настрого наказав
себе проснуться через два часа.
Во сне девочка-Каролина печально
обнимала его за толстую шею и гладила по шкуре. А он видел все
словно со стороны – так устал, что и во сне спал. Валялся на боку у
ручья и глаз открыть не мог.