Раздумывая о мире, где прошлое и будущее все ещё уживаются,
пришёл на съёмную квартиру. Тут все привычно. На кухне в раковине
стоит когда-то белая кружка серого цвета, а за компьютерным столом
в огромных накидных наушниках на половину голову сидит геймер, для
которого весь остальной мир перестал иметь значение после отчёта в
игре.
– Олежа-а-а!
Ноль внимания. Если квартиру начнут грабить, начнётся пожар или
его прямо с креслом начнут похищать инопланетяне через форточку,
всё, что Олег Брусилов скажет это «щас-щас-щас».
Хлебанув кипячёной воды из электрического чайника, я прошёл в
свою комнату, что одновременно являлась т залом. Подхватил учебник
по истории Отечества со столика и уже собирался прочитать про
Бородино, но тут прилетело сообщение от Гончаровой.
«Ты чего там устроил? Где твои манеры?!»
Почесал затылок. Похоже, впечатлить даму сердца не удалось.
Остаётся только принять поражение. Но отвечать не стал. Пусть
остынет.
Завалившись на диван с учебником в руках, я открыл необходимую
главу, прочитал первый абзац, словно не видя строк.
Следом все нервы отпустило и тело расслабилось. Гравитация стала
настолько непреодолимой, что первыми сдались веки. Закрыв глаза, я
мгновенно провалился в тягучую темноту, где почему-то звучало:
– Жопа тебе, Пушкин!
Я человек кучерявый. И давно привык к кудряшкам в зеркале. Как и
к голубым глазам «цвета неба», как пафосно высказывается по этому
поводу женский пол. Ведь многие девушки – прелесть, и их порой так
любопытно послушать.
Но когда я увидал такого же кучерявого мужчину на фоне обильного
снега, невольно залюбовался им.
Красота!
Такие распрямлять не хочется. А лицо как будто вырезано из
мрамора. И глаза такие же, как у меня – голубые. Только на этот раз
я сам готов говорить, что это «цвет неба».
Что в нём такого? Сразу не сказать. Но ему около тридцати пяти и
бакенбарды немного играют на лице с желваками. Дуэлянт морщится и
пристально смотрит в цель, что только подчёркивает намеренье к
выстрелу.
Быть перестрелке!
Рука согнута в локте. Пороховой пистолет до поры до времени
целится в небо. В нём пуля из свинца. Не опустить орудие в снег.
Вывалится снаряд вместе с порохом. И тот, кого призвали к барьеру,
придерживает его, подгадывая момент для атаки.
Вдруг ясно понимаю, что передо мной тот самый Пушкин, «солнце
русской поэзии». И между ним и противником всего двадцать
шагов.