Виктор молча ждал. Расскажет дед ещё что-нибудь или нет, не
перебивал. Николай Васильевич опять вздохнул:
— Молодая совсем была, только двадцать пять исполнилось.
Отучилась в институте и вернулась домой. Я ей говорил: «Наська, в
городе-то больше возможностей!» Нет, вернулась зачем-то. А она на
переводчицу училась, языки иностранные хорошо знала. С парнем
познакомилась, с иностранцем. Он её к себе на работу и взял.
Зарплата хорошая и работа видно интересная. А потом у них конфликт
вышел с местными. Оне тутойть в соседнем леспромхозе доски пилили.
Чего-то, видно, не поделили. А парень-то этот, тёзка мой, Колька
тоже, только она его по-иностранному называла. Николас вроде. Он
такой тоже боевой был. Всё дрались с местными. Никак мирно не жили.
Наши-то их прогнать хотели. Уж и пугали его, и пилораму поджигали.
Он: нет, не уйду — и все. Говорил: мы с Настюхой сами всё создали,
сами построили. Будем защищать. Ну, эти видят, что Колька не боится
ничего, решили дочку припугнуть. Ну и так получилось, в общем,
Настеньку застрелили, — дед замолчал.
— Как так-то? — Виктор хоть и слышал уже этот рассказ от
Николаса, но из уст деда он звучал совсем по-другому. — Ну и что с
ними стало? Их хоть осудили потом? — спросил он.
Николай Васильевич затянулся, медленно выпустил дым, потом
продолжил:
— Да, суд состоялся, подозреваемых было пять человек, но всех
оправдали. Не доказали ничего. Свидетелей не было, никто ничего не
видел.
— А этот? Ну, Колька чего? — спросил Виктор.
— А его потом и обвинили. Адвокат этих упырей на суде так и
сказал, что Колька приревновал Настю и убил. А он же сразу после
смерти Настеньки куда-то пропал, его даже в розыск объявили. Потом
пришёл ко мне через месяц, наверное. Упал на колени, извинялся.
Говорил, что всё из-за него случилось. Прощения просил. Клялся, что
это не он убил.
А я ему тогда сказал: «Не говори глупостей, я знаю, что не ты,
но ты в розыске, найдут — точно посадят». — Дед посмотрел на
Виктора: — Любил он ее сильно. Это же видно было. Пылинки с неё
сдувал. Больше я его и не видел. Не знаю, может, к себе уехал. Он
где-то в тёплых краях жил. В Греции, кажется. Он мне тогда говорил:
мол, Васильич, я тебе такие места покажу, закачаешься. На рыбалку
съездим на море. А вишь, как судьба-то распорядилась.