День двадцать пятый.
Нассал под кресло. Хорошо!
Сбросил шерсть на подушки. Поточил
когти об обои. Повалялся на клавиатуре включенного компа. Что-то
там нажалось. Долго гудел принтер.
Мне надоело и я ушел под ванну.
Вернулся Этот. С удивлением наблюдал, как он метался по комнате,
разбрасывал бумаги и орал на непонятном диалекте.
День двадцать шестой.
Вчера вечером Эта притащилась в дом - и давай меня тискать: "Ой,
котик, как я по тебе соскучилась, как ты поживаешь, хорошо себя
ведёшь?" Я мурчал и ласкался, пока Эта в туалет не зашла. Как
только она туда - я под диван, ага. Орала, конечно. А потом она
себе верхние лапы кремом каким-то мазала. Баночка открытая стояла -
я и лизнул. Оказалось вкусно, с алоэ и прочими радостями. Нажрался
так, что всю ночь икал. Эта носилась вокруг, рвала шерсть на
макушке и вопила: "Ах, мой котик отравился!" Наутро после этого
косметического дерьма сел срать - хорошо пошло, мягко. Знаю теперь,
чем закусывать фрискис.
День двадцать седьмой.
Утром требовал у Этого жратвы. Он, значит, мне жрачки положил и
презрительно так: "Слышь, ты, сирота... канарская!". Обиделся.
Стало тихо и я в ответ нехотя поточил коготки о его лаковые ботинки
и гордо удалился под ванную. Стало почему-то шумно.
День двадцать восьмой.
Нассал Этому в тапочки и этой в косметичку. Не знаю, хорошо-ли
?
День двадцать девятый.
Проводил археологические раскопки в лотке. Контрольные соскобы,
вскрытие культурных слоев, экспертиза останков-осколков-ошмётков.
Полдня убил, ничего интересного не нашёл. Расстроен. Да ещё эти
потом всю вторую половину дня орали: "Плин, ссссука, зачем опять
весь туалет зассал-засрал-закопал? Да ещё ёршик изгадил, скотина!"
Нечувствительные, бездарные уроды.
День тридцатый.
Этот вчера жратвы притаранил, сразу три пакетика мне дал. Я их
одним махом! Не сожрал даже, всосал влёт. Этот пытался жрать
кукурузу - полбанки отбил у него в честном бою. Орал потом страшно.
Эта, дура, ручки сложила умилённо так, и давай охать: "Ах, котик
нам спасибо говорит!" Дубина стоеросовая. Я ж прямым текстом ору:
ещё дайте! Не дали. И коврик, стиранный, они в туалет зря положили,
да.
День тридцать первый.
Нассал на коврик. Хорошо! Долго в нем закапывал. Прокопал дыру, а
там пол бетонный. Дальше не стал когти тупить.
С утра Эта не давала пожрать. Типа, и так две миски полных стоят.
Пришлось изображать сироту. Делал честные страдальческие глаза,
сиротливо ютился в ящике с картошкой, уныло грыз луковицу.