- Господин… лекарь вчера приходил. И сказал, что госпоже Татьяне
осталось немного. – голос его был полон тоски, что лучше любых слов
говорило о положение дел.
В голове у Филип будто колокол ударил. Смерти он боялся до такой
степени, что не мог себя заставить себя сходить на кладбище, а се
йчас он едва не впал в ступор. И тем более неожиданными стали
слова, которые он произнёс: - Веди меня к ней. Я… Я… должен быть
рядом.
Отдавал ли он себе отчёт себе в происходящем? Нет, нет и ещё раз
нет. Но можно было ли поступить иначе. А слуга уже помогал ему
окончательно облачиться в простую рубаху и неплохие по качеству
брюки, после чего пошёл рядом, явно готовясь в любой момент
подхватить господина. Наверное, это имело смысл, однако слабость
почти полностью ушла и Филип направляемый неизвестным ему
человеком, сначала выбрался в коридор, а преодолев его остановился
перед дверью. На ней кусочком угля было выведено: - Комната госпожи
Татьяны Великой.
Пару секунд он стоял недвижимый, но в итоге толкнул не запертую
дверь. Войдя он остановил ладонью слугу, после закрыл створку и
осмотрелся. Помещение было немного больше чем его, но болезнь
пропитала каждый его уголок. Даже приоткрытые ставни не помогали
разогнать гнетущую атмосферу, да и личные вещи, аккуратно
разложенные тот тут то там не придавали уюта, ведь чувствовалось
что рука хозяйки уже давно их не касалась.
Единственным обжитым местом в этом месте была кровать. Такая
деревянная с одной стороны она была закрыта тканью как балдахином.
На небольшой тумбочке рядом с ней было видно с десяток флаконов с
различными таблетками или жидкостями.
Первый шаг он трудный самый? Филип только сейчас до конца
осознал всю суть данного высказывания. К горлу подкатил ком,
хотелось распахнуть дверь и куда-нибудь убежать. Ведь всегда есть
кто-то другой. Тот что посидит с умирающим? Но сегодня никого не
было, и он это знал и поэтому едва ли не по стенке пошёл
вперед.
В какой-то момент его рука оторвалась от стены, и он сделал
неуверенный шаг вперёд. Семь шагов показались ему самыми тяжелыми в
жизни и поэтому на табурет рядом с кроватью, Филип рухнул. Но даже
так он всё ещё был отделен от кровати белым полотном. И только
спустя минуту он заставил себя отодвинуть эту последнюю
преграду.
На кровати лежала на вид десятилетняя девочка. Волосы её
когда-то длинные и ухоженные сейчас были неловко обрезаны, а в
некоторых местах были видны проплешины. Кожа была красна, у больной
явно был жар, и она металась в бреду, бормоча что-то неразборчивое.
Руки при этом совершали конвульсивные движения и едва не ударялись
об деревянные части кровати.