Если простое мужичьё посмотрело,
облизнулось да перевело взгляд на более сочных и понятных баб, то
те, что из дохлой аристократии, так и вертелись. Лирка-то из
учёных, в колдунской школе училась, по местным меркам почти им
ровня, чем и влекла. Других подобных баб здесь по пальцам
пересчитать можно. Вот Хабдир только трёх и помнит!
– Сегодня нет, – честно ответила
женщина.
– А вчера? – мигом заподозрил
неладное Хабдир.
– Вчера до дома меня Эда̀р довёл.
Крякнув, виларий отстал с
расспросами.
«А позавчера мы купали одну
плешивую дрянь в дерьме», – гнусаво захыхыкал подселенец.
– Пошли за стену, – Хабдир тяжело
вздохнул. – Там наши с хоёто̀рцами опять зубоскалят.
До слуха действительно доносился
радостный шум, будто с гульбища. Лирка перешла на северную сторону
и выглянула в бойницу. Внизу собрались ярко одетые хоёторцы – не
менее шестидесяти оборотней, – а напротив них под самой стеной
сидели служивые Харинской заставы. Обе стороны перебрасывались
острыми, как соль разъедающими шутками и подначивали на что-то.
Лирка вспомнила, как увидела впервые
такие посиделки через два месяца после приезда на заставу. Хоёторцы
и служивые вот так же острили, потом устроили шуточные бои. Она
помнила, какой успокоенной себя чувствовала, глядя на это. Думала,
что раз с кочевниками дружелюбные отношения, то об опасности жизни
на границе с Диким Хоёто̀ром сильно преувеличили.
Через три дня после этого кочевники
напали на заставу и близлежащие поселения. Атака была отбита,
полоса между заставой и лесом усеивали растерзанные тела. Месяц
салейцы и хоёторцы смотрели друг на друга волками, а потом опять
всё наладилось.
До следующей стычки.
За стеной было очень шумно. Салейцев
высыпалось едва ли пять десятков, но со стен их жарко поддерживало
ещё не менее сотни. Лирка осмотрелась, выискивая своих, но нашла
только высокого золотоволосого На̀рия, который с брезгливым
высокомерием смотрел на одетых в шкуры хоёторцев.
Несмотря на меха, дикими лесными
людьми, как любил обзывать их Нарий, кочевников назвать было
нельзя. Высокие, широкоплечие, мускулистые мужчины были обряжены в
широкие штаны и густо расшитые обережной вышивкой сапоги. Кто-то
носил и такие же вышитые рубахи. Ткань их одежды была куда более
добротной, чем у большинства служивых на заставе. Многие всё же
рубахам предпочли роскошные меха. В такую жаркую погоду никто
кутаться не хотел. А если хоёторцу нужно было выбирать между тканью
и шкурой, он выберет последнюю, которая по их суевериям лучше
защищала от всякого рода порчи.