Сгусток Отроков - страница 76

Языком облизывает от уха к части оголенного черепа Мэллори, обнимает ее, прижимает к себе…

Нет. Я так не могу. Это отвратно…

Попытка зажмурить глаза. Безрезультатно.

Я продолжаю наблюдать, даже с закрытыми веками, за блудодейством кровавой оргии и расчленения.

Отвернуться, посмотреть еще хоть куда, заострить внимание на менее… мерзком.

Бесполезно.

Крики, стоны удовольствия и безграничной боли.

Отвратительно.

Чудовищно.

Люди… Нет. Это уже просто — Нелюди.

Катя… Девчонка Катя прячется за ржавым автомобилем в блеске костра. Рыдает, обхватив руками свой рот, опасаясь подать писк и дать знать о себе.

Красный. Зеленый. Синий.

Тьма.

Кровавая тьма. Ничего — кроме тьмы.

Фликкер-шум. Ровный, беспрерывный электронный «бииип».

Дыхание… Мое.

Стук сердца…

Я жив.

Даже не по звукам это могу определить, а по боли. Чувствую тяжесть в грудине, ломку суставов в коленях, мягкую, но в тоже время такую неудобную поверхность под спиной.

Глаза… Открыть их не выходит. Пока придется довольствоваться тактильностью и звуком…

Запах — жженой резины.

Привкус… У меня во рту что-то есть. Металл? Горький пластик с металлом… Трубка…

Языком ощущаю их несколько. Гладкие. Подведены к небу и деснам.

Встать?

Нет. Попытка не увенчалась успехом. Хотя руки-ноги слушаются, упереться об кровать (я же на кровати?) удалось.

Слишком слаб… Давно не ощущал такой слабости. Наверное, с детства, когда отец гонял челночным бегом по горам с горой тяжелых бутылок наперевес, чтобы те не разбились.

Приподнялся в положение сидя, ухватившись за холодные ручки. Все, мой предел. Дальше — лишь голова закружилась и тошнить начало.

Без зрения я тоже не привык находиться. Тренировки с завязанными глазами с ориентацией по местности Бахчисарая, а также на природе — были в программе обучения… Давно. Очень давно. Не думал, что это когда-либо мне пригодится. И организм, вроде и привыкший тогда к слепом образу жизни на протяжении месяца, уже подзабыл, как это.

Почему я не могу открыть глаза? Слиплись, будто клеем промазанные. Или, скорее, запаянные…

Говорить-то получится?

— Есть, кх, кх-то?

Кашляя, хрипя, но вышло. Свой голос даже сперва не узнал. Такой низкий, грубый…

Ответом стала лишь тишина.

— Ау!

Крик вышел громким, но дался не слишком уж просто. Скорее отрывисто буркнул, нежели уверенно подал голос.

Кто-то (или что-то?) зашуршал, где-то очень и очень неблизко. Услышали, наконец?