Чтобы отвлечься, захожу на наш сайт и еще раз его просматриваю. Да, может, Петя и прав, нужно сменить дизайн. Надо написать Марине, нашему рекламщику, насчет соцсетей. Странно, что она сама еще не предложила это. Вроде бы очевидное решение, учитывая, что интернет - это уже почти наша реальность.
Помедлив, забиваю в поисковике “Кристина Суворина”.
Вылезает пара страниц социальных сетей. В группе ее работы, не только оформления сайтов, она в целом неплохо рисует. Шаблонно, конечно, но вполне приятно для глаза. Страница другой соцсети - личная, я бегло просматриваю фотографии и закрываю все вкладки.
Откинувшись в кресле, потираю пальцем губы. Я же могу написать ей с чисто профессиональной целью - предложить работу. Она говорила, что сама себя обеспечивает, так что мой заказ будет как раз кстати. Ничего личного, конечно. Она милая девушка, и я просто помогу ей. Мы поможем друг другу, вот и все.
Вздохнув, вытаскиваю из мусорного ведра смятый листок. Еще немного поколебавшись, беру в руки телефон и нахожу девушку в мессенджере.
Аня
Честно говоря, я так привыкла к обычному распорядку дня, что первые минут десять не особенно соображаю, что мне сейчас надо делать. То есть как бы и ничего. Написать Теме? Лучше попозже, ближе к обеду.
Надо подумать, что написать. Извиниться за ночь. По ночам я совершенно не в состоянии вести какой бы то ни было диалог, он ведь об этом знает. Я тупо не могу сосредоточиться и начинаю сразу нервничать.
Надо было заняться с ним сексом. Теперь он обиделся, и мне нужно это как-то исправлять.
Вместо того, чтобы встать, я снова засыпаю, и только в начале двенадцатого после душа и завтрака поднимаюсь наверх с намерением позвонить Артему. Он сам не объявлялся, хотя был онлайн. Да и что бы он мне написал, ясно же, ждет первых шагов от меня.
Я останавливаюсь возле закрытой двери в библиотеку и, поколебавшись, захожу туда. Эта комната обычно пустует, Тёма не любит сидеть в ней, заходит только взять книгу. Я заглядываю, чтобы протереть пыль и помыть полы, и сразу ухожу. Но в этот раз не так. Останавливаюсь в углу, возле коробок с моими красками, бумагами и притулившимся у стены мольбертом.
Присаживаюсь на корточки и достаю верхние рисунки. Мрачные, темные - я писала их после выкидыша. Плакала и писала, надеясь выплеснуть свою боль. Но становилось только хуже, как будто я не освобождалась, а наоборот тонула в этой боли, как в болоте.