Где-то на задворках хмельной бдительности пискнуло благоразумие,
но что я могла сделать? Тупо не пойти? Или, упаси бог, поманить
Панина в ответ, опустив этим его и без того висячее достоинство?
Нет. Зойка конечно сучка, но инструкции дала чёткие.
Прижав к груди цветы, успокаивая себя тем, что за углом меня
ждёт Макс, да и народ скоро начнет выходить из Олимпа — тот же
Бородин, например, я пошла. Замерла перед открытой задней дверью,
всё пытаясь проморгаться от радужных пятен перед глазами.
— Ты хочешь мне что-то сказать, малыш?
Добрый сказочник, блин. Как там увещевала Зойка — интересный
собеседник, человек интеллигентный и безобидный?
— Эдуард Валентинович, вы извините, я совсем закружилась... Я
забыла сказать вам...
— Чшш... Ну что же ты, так и будешь стоять за порогом? —
рассмеялся он из темноты. — Забирайся скорее ко мне. Ну? Смелее,
малыш! Я же не кусаюсь. — Снова рассмеялся.
Надо сказать легко рассмеялся, совершенно не страшно, даже тепло
как-то. И я, всё так же ища спасения за букетами, забралась.
Неловко, неудобно: пороги-то высокие, а руки-то заняты...
Плюхнулась на сиденье и тут же, без всякой команды, водила вышел на
улицу и, обойдя тачку, закрыл за мной дверь. И этот хлопок был
похож на выстрел.
— Слушаю тебя, малыш.
Я нервно сглотнула и, глядя как по стене здания скользит длинная
тень водителя, так и оставшегося снаружи в лучах фар, глубоко
вдохнула. Выдохнула. Без паники. Всё нормально.
— Эдуард Валентинович, Зоя Андреевна рассказала о том, как
сильно вы помогли мне с этим титулом, и я хотела бы поблагодарить
вас за это...
— Ну так благодари, — перебил он. — Раз очень хочешь.
Я осеклась. В смысле, блин, благодари? А я что делаю?
Панин рассмеялся, тихонечко так, липко:
— Какая пугливая девочка. Ну ты же сама сказала — хочешь?
— Х... хочу.
— Ну так давай, смелее. Не тяни. У меня режим — ложусь спать не
позже двенадцати.
Вот говорят: «волосы на затылке зашевелились» — и я всегда
считала, что это фигура речи, но в этот момент почувствовала, как
это бывает. Прижала к груди цветы, беспомощно проводила взглядом
вышедших из Олимпа Бородина, Галину Николаевну и Снежану. Сейчас
тётя Тома приберёт в тренерской и тоже уйдёт. А потом, сдав
помещение на охрану, и Нина... А Панин смотрел на меня в упор и
ждал. И казалось, что в полумраке салона наполненном его сиплым,
слегка затруднённым на выдохе дыхании, слышно как бешено стучит моё
сердце.