— Войдите, — отзывалась Агата...
И в звуках ее голоса слышалось:
«Я, наверное, должна протестовать. И требовать, чтобы меня отправили в больницу. Или домой. И вообще, я в ночной сорочке при постороннем мужчине! Просто ужас! Но... Обо мне так давно никто не заботился. Я уже и забыла, что так бывает... Мне так спокойно рядом. И так хорошо пишется... Как никогда...»
— Вы принимали лекарства? — спрашивал он, всегда поворачиваясь к ней спиной, пока она ела.
— Да, — отвечала она этой спине.
— Доктору все еще не нравятся анализы вашей крови.
— Спасибо за ягоды.
— Я заметил, что их вы едите. В отличие от выпечки, которую оставляете нетронутой.
— Я еще и шоколад люблю. С орехами, — призналась она.
— Доктор пока запретил. Подобная пища может спровоцировать кашель.
— Я понимаю.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь... — вдруг сказал он. — Как я понял, великий писатель у вас в семье — это ваш супруг?
— Совершенно верно.
— И книги выходят под его именем. И к вам, официально, это не имеет никакого отношения.
— Людвиг — замечательный выдумщик и рассказчик. Слушать то, как он рассказывает в лицах свою историю, как проживает ее вместе с героями... Это просто удовольствие. Но... он не умеет переносить свои слова и мысли на бумагу. Совсем. Получается слишком шаблонно. Деревянно. Просто никак.
— И? Вы сначала стенографируете?
— И это тоже. Стенографирую, уточняю те места, которые понятны ему как писателю, но не совсем понятны мне, как слушателю. Договариваюсь о структуре книги.
— А потом вы художественно оформляете его байки?
— Истории...
— Простите.
— Ничего. Людвиг искал неболтливого филолога записать его книгу. Того, кто в перспективе мог бы научить его писать. Так мы познакомились.
— И как? Получилось?
— Что именно?
— Научить.
— Нет.
— Что дальше? Ваша первая книга имела успех? То, что ваш муж впоследствии стал знаменит и популярен, мне известно. Интересно, однако, как все начиналось?
— Да. Мы попали в целевую аудиторию. Патриотизм, жизнь за короля, идея служения — все это пришлось по вкусу нашим читателям.
Плечи хозяина дома ощутимо напряглись.
— Нет-нет... — огорчилась Агата, — Вы не подумайте. Мы писали от всего сердца! Как-то даже по-детски искренне. Ну... Мне так кажется. Первая книга. Там было все: ненависть к войне, гордость за наших солдат. И мое сиротство. И то, что Людвиг чувствовал себя увечным и никому не нужным... И...