К моему удивлению мы останавливаемся у школы. Неужели я так плохо намекала? Ладно, значит тут что-то не так. Ну не верю я, что могла не понравится ему.
– Скажи честно, – не слезаю с мотоцикла и опускаю подбородок на плечо Антона, – у тебя девушка есть, да?
– Нет, – глушит мотор и слезает, бесцеремонно лишая меня своего твердого плеча. – У вас в Москве все такие пылкие?
– Только я, – мило улыбаюсь и слезаю вслед за ним.
Подхожу ближе к Антону и обнимаю его за плечи. Парень угрюмо испепеляет меня своими черными глазами, но руки мои не убирает. Уже победа. Но стоит рядом с нами остановиться второму мотоциклу, как друг моего братца отходит на шаг от меня, а потом и вовсе уходит в сторону школы.
Кажется, я знаю, что тут не так…
– Братец, можно тебя на пару слов? – наигранно улыбаюсь и хватаю его за локоть.
Отвожу его под рощу деревьев. Благо здесь их много.
– Ну и что это такое? – упираю руки в бока.
Взгляд Мирона на секунду скользит к моему декольте, а потом снова возвращается к моему лицу. Делаю вид, что не замечаю этого, но сердцу, к сожалению, такого не прикажешь. Оно пустилось в галоп.
– Что?
– Не прикидывайся идиотом! – не сдерживаюсь. Кто он такой вообще? – Что ты сказал своему другу, что бедный как ошпаренный от меня убежал?
– Бобр, ты слишком высокого мнения о себе. Ты не думала, что ты просто не в его вкусе? Кому вообще может понравится такая… – парень замолчал.
– Ну, какая? – шагнула к Мирону.
Его спокойное лицо начинает выводить меня из себя. Его постоянное это «бобр» просто выбешивает! Если он всем своим видом показывает, как ему все равно на меня, смысл этих постоянных провокаций?
– Мне все равно, что ты обо мне думаешь, – процедила сквозь зубы. – Не смей лезть в мою жизнь. Не смей больше приплетать ко мне кличку из детства! Благодаря тебе, от того ребенка больше ничего не осталось. И как видишь, – улыбнулась во все свои тридцать два, – ровные и белые, один к одному.
Кличка «бобр» – привязалась ко мне из-за больших передних зубов. Зубы у меня в детстве были кривые, с щелочками, но благодаря современной медицине от этого ужаса ничего не осталось. Кроме шрама глубоко внутри. И Мирон этим пользуется. Помнит, как я плакала каждый раз и давит на это. И к тому, моя говорящая фамилия «Бобрикова» помогла в этом деле.
– И поверь, – подхожу еще ближе и приподнимаю голову, чтобы смотреть ему в глаза, – Я твоей компании тоже не рада. Поэтому будь добр, давай сведем наше общение к минимуму.